Я не смотрел на собравшихся за столом, в этот момент вообще мало что вообще занимало кроме вновь стоящей перед зеркалом салона для новобрачных Наташа. Это воспоминание неотвязно преследовало меня сегодня!.. Вот она оборачивается ко мне, одетому в новенькую военную форму. На погонах у меня блестят совершенно новенькие лейтенантские звёздочки, о стрелки на брюках можно порезаться, форменные туфли сияют как и я весь такой новенький и совершенно одуревший от счастья. Хочется подхватить будущую жену на руки и кружить с нею по пустому залу магазина в ритме торжественного вальса. О далёкой, но такой щемящее родной женщине думается сейчас, а ту, что была рядом и, возможно, способствовала нашему вызволению из смертельного мешка, не вспоминалось совершенно. С новой силой я ударил по струнам и стихи с новой силой зазвучали в душном тяжёлом воздухе чужой страны:
А настигнет в поле смерть нежданная,
Попрошу ее я подождать,
Чтоб могли мы с Танею, с Татьяною, с Татьяною
Еще раз друг друга повидать.
Слова песни действовали на людей за столом по-разному: Дуга беззвучно шевелил губами вслед за мной почти не слышно проговаривая слова, Славка слушал молча, с силой вонзив воронёный клинок ножа в край стола, желваки на его скулах ходили буграми, в глазах блуждала тоска; Только Лиса за столом не наблюдалось, его спина обтянутая «тельником» виднелась на верхней шконке нар в углу. Вновь прибывшие Мурзилка и Вампир просто тихонько подпевали, им пока ещё тосковать было не про что. Только проверяющий и Гера искренне веселились, сбивчиво повторяя слова песни, или чаще просто мычали в такт мелодии:
Ну, а там — прощай, моя желанная, —
Смерть отсрочек дважды не дает.
Эту песню с Танею, с Татьяною, с Татьяною
За меня товарищ допоет, допоет…[106]
Ещё дважды мы все хором, включая туземных аккомпаниаторов, уловивших только смутно знакомое женское имя «Таня», спели две последние строчки куплета, превратившегося в припев. Туземцы уже переиначили имя, часто лопоча «Танита!.. Танита!..» Потом всё стихло, бойцы смущаясь приступа ностальгии, задвигались за столом, а проверяющий быстро свернув застолье, стал готовиться к отлёту, поскольку время уже поджимало. Пока проверяющий с Германом суетились внутри, собирая пожитки, я выскользнул из-за стола сделав Детонатору знак следовать за собой на воздух.
— Слава, пока я хожу провожать гостей и заодно проследить, чтобы батю не трясло по дороге, ты командуй полный сбор, на всё по всё нам отводится три часа…
Лицо у приятеля вытянулось, хмель и веселье слетели с него словно сдёрнутая виртуозом-официантом скатерть с сервированного стола. Оглянувшись на разорённый достархан с нескрываемым сожалением Славка пожаловался кому-то на заслонённых зеленью деревьев небесах, переведя очи горе:
— Эх, так и знал, что висюльки эти нам не зря прислали!.. — Потом, посерьёзнев, перевёл печальный взгляд хитрых и уже совершенно трезвых глаз на меня — Мурзилка и этот упырь Седельников?..
— Верно смекаешь — Я посторонился пропуская Геру и проверяющий вышли наружу — Мохеровые кофты доставай, без них на этот раз не обойдёмся. С собой из «сопутствующих благ» берём только патроны и воду, остальное — на хер. Лис с нами не идёт, рацию тянет Дуга. Выдвигаемся через три часа, как начнёт смеркаться. Понял?
— А чё тут сложного… — Во взгляде сапёра читалось недоумение — А с Лисом чего не так?
— Кончился боец, отвоевал своё. Ты сам-то что, не видишь?! В зенки его тухлые глянь. Или это не мы с тобой у него водку через раз отбираем, надо ещё «тормозки»[107] проверить. Может, промидола не досчитаемся. Не смотри на меня так, самому тошно. Ладно, отставить лирику. Давай в темпе вальса — обе ноги уже должны быть там, а не здесь. Выполнять!
Говорить такое про боевого товарища было нелегко, но у всех рано или поздно выявляется предел прочности. Черта, за которой бойца настигает усталость, апатия и безразличие. Такому уже всё равно, что случится с ним самим, но самое важное: ему безразлична судьба товарищей идущих с ним в поиск. Безразличный и сломленный, человек легко пропустит сломанную ветку, не увидит тусклого блеска проволоки между деревьями или в траве. Поэтому я не колеблясь исключил радиста из состава будущей группы, поскольку мы и так идём практически к чёрту в зубы. Пристроив вещи на свою старую нижнюю шконку в правом дальнем углу казармы и взяв автомат, снова направился к домику-госпиталю. Там у входа уже стоял Герман и что-то втолковывал проверяющему. Разговор, видимо, складывался непросто: «моряк» пыжился, часто разводя руками, а один раз даже провёл ребром ладони у себя по горлу. Приблизившись вплотную к спорщикам, я застал только обрывок фразы проверяющего:
— … Да пойми ты, не могу я это им отдать! Акт нужен на передачу. Не положены им эти «болталки», в другом отряде за них хорошие деньги вперёд плачены. Валюта, это тебе не шутки!.. А! Снова здорова, капитан! Щас медичка ваша побежала за рабсилой, они носилки потащат. Моих-то орлов ты забрал, вот теперь придётся изыскать резервы…
— Местным я батю нести не дам, с вами ещё один больной полетит, вот он мне компанию и составит.
— А… А чего у него за болезнь, то? Не малярия, часом?
— Нет, не беспокойтесь, у него другие места болят, это не заразно.
Проверяющий только покивал головой, но больше не приставал с расспросами. К нам нетвёрдой походкой подошёл Лис, в глаза радист мне не смотрел, только постоянно теребил лямку заплечного вещмешка. Говорить с так бездарно подведшим меня бойцом было не о чем, поэтому я просто приказал ему ждать пока не придёт Анита. Девушка появилась минут пять спустя, за ней шли двое бойцов из сапёрного отделения — самые преданные Славкины ученики, по именам я их не помню, сталкивались по работе редко. Медичка вела себя так, словно ничего не случилось этой ночью:
— Мигель, — Но в глазах девушки явственно читалось умиротворение, голос звучал как-то по-особенному мягко, когда она заговорила — Твой командир всё ещё слаб, в сознание почти не приходит, несите его осторожно.
— Учту — Видеть медичку совершенно не хотелось, после ночной встречи, то, что произошло между нами, стало неприятно досаждать — Отпусти бойцов, Анита, мы с товарищем понесём команданте Сильверо сами.
Она только покачала головой, делая нам с Лисом знак, следовать за ней в хижину. Батя лежал на походных носилках, закрытый до подбородка зелёным одеялом. Тело раненого охватывала ременная сбруя, фиксируя его от падений под грудью и над коленями. Лицо Серебрянникова не изменилось с тех самых пор как я дёрнул трос должный поднять его на борт подстреленной «вертушки» неделю назад. Та же худоба и восковая неестественная бледность, но подполковник был несомненно жив. Я это знал наверняка, поскольку в нашей работе многое зависит даже от таких мелочей, как определить на глаз кто перед тобой: покойник или недострелок. Часто бывает именно так, что разбираться и ворошить каждое тело, просто нет времени.
