Вместо того чтоб окончательно подохнуть, сова яростно забила крыльями. С нее дождем осыпались серые перья, кружили по воздуху, оседали на потной физиономии старца. Но на месте серых перьев, вместо голой пупырчатой кожи, уже появлялось нечто совсем другое, сияюще-белое, в золотых прожилках…
Кощей поднялся, шатаясь, перешагнул через белую полосу и передал Артуру в руки тряпичный сверток. Совы на полу больше не было, осталась только лужица крови, перья и пустая опрокинутая урна с сорванными печатями. По всей логике, сова должна была находиться в свертке, но сверток показался Ковалю неожиданно большим и тяжелым. Президент его еле удерживал, у самого руки по локоть перепачкались перьями и кровью. Бродяга, припадая на левую ногу, снял с крюка над очагом котел и шустро вернулся в границы своих магических владений. Артуру показалось, что разномастные зубастые челюсти, разложенные на полочках, подскакивают и клацают зубами.
При всем уважении к местным колдунам, Артур не мог поверить, что мертвая сова и пара литров синего клея способны породить нечто живое. Сверток стал еще больше, вне всякого сомнения, мертвая сова во что-то превращалась и продолжала расти. С котлом тоже творилось странное. Оттуда уже не тонкие струйки поднимались, а валил почти прозрачный, синеватый дым, за которым лицо Варвары расплывалось и теряло черты.
– Мать твою! – Дальше Виевна витиевато и долго ругалась на трех языках. – Никогда не думала, что снова увижу Феникса…
– Что увидите? – переспросила Варвара.
– Феникс, Феникс, – как заведенная, бормотала Яга, вытягивая шею, пытаясь разглядеть что-то за широкой спиной Кощея. – Мне рассказывала моя бабка, она имела дела с китоврасами… В те годы это называлось по-разному, но Феникс – это самое поэтичное, хе-хе…
Кощей развернул сверток, поднял что-то светлое, трепыхающееся и окунул в котел. По залу пронесся утробный клокочущий звук, словно кого-то насильно пихали ртом и носом в воду. Артур и Варвара подняли повыше фонари.
– Давай, родимый! – подтолкнул Бродягу хранитель Нави. – Давай, не робей, твой черед пришел!
Бродяга с рычанием навалился на котел, запустив обе руки внутрь, он словно удерживал там что-то, желающее вырваться. Задушенное клокотание сменилось тоскливым воем, затем мортус упал всем телом. Он скреб ногами по половицам, отворачивал лицо от синих брызг, оставляющих дымящиеся следы на голой коже, одежде и даже на камнях очага.
– Смотри, на камни смотри! – шепнула Варвара. – Видишь – желтое? Камни рвет!
– Ага… Ой, и правда рвет…
Кощей перевернул котел и бессильно свалился рядом. Железные пластины на его груди потемнели, намокли, спереди весь его торс покрылся потеками желтоватой пузырящейся пены, глаза блуждали, язык вывалился. Бродяга выглядел не лучше. Ковалю показалось, что от жара у него выгорели брови. Яга, очевидно, обученная заранее, выплеснула на мужиков по ведерку воды. Охлаждающий душ помог – Бродяга закашлялся, забормотал и начал осматриваться более осмысленно.
На окровавленной тряпке, разбросав безвольно крылья, лежала невиданная птица. Белой с золотом окраски. От совы в ней мало что осталось, разве что разорванная, но уже заживающая, покрытая нежным пушком грудь, в которую Бродяга залил колдовские растворы.
Птица приподняла вытянутую, дынеобразную голову и внимательно осмотрела притихшее собрание блестящим изумрудным глазом. Кощей что-то произнес слабым голосом. Яга хлопнула в ладоши и кинулась подбирать рассыпанные челюсти и склянки.
– Скорее, расступитесь! – заторопился Кощей.
Птица захлопала крыльями и встала на крепкие голенастые ноги. С каждой секундой ее перья становились все пышнее, птица на глазах обсыхала после вонючей кипящей ванны. Бродяга кое-как поднялся, позволил сменить на себе нижнюю рубаху, из носа у него текла кровь.
Но Белый мортус улыбался.
Птица расправила крылья, они уже достигали метра в размахе. Артуру показалось, что в лицо дохнуло пламенем. Золотые блестки на белой грудке и ногах сверкали все ярче, затмевая свет факелов. Голова чудесного создания светилась настолько ярко, что тяжело было смотреть. Птица задрала к потолку короткий клюв и резко вскрикнула. Коваля передернуло, точно гвоздем провели по стеклу. Позади золоченой, играющей бликами спины, распространяя сияние, раздвинулся хвост, на манер павлиньего, только короче, плотный и без фиолетовых «глазков». Снова трепыхание крыльев, короткий крик, и птица взлетела под потолок, сделала круг, обдав всех новым потоком жара, и приземлилась на крюк для факела, метрах в двух от пола. Теперь размером она была никак не меньше солидного грифа. Ее шея вытянулась, белых перьев почти не осталось, а голова словно закуталась в диковинный позолоченный шлем, инкрустированный изумрудами глаз.
Варвара слизнула скатившуюся с носа соленую каплю. В помещении стало жарко, как в бане, хотя огонь давно залили водой. Бродяга протянул руку, Феникс легко перепорхнул к новому хозяину. Женщины попятились, прикрывая руками лица. Кощей вылил на себя второе ведро воды.
Птица разинула клюв. Потолочная балка из мореного дуба, расположенная над ее головой, начала тлеть.
– Вторая фаза эксперимента успешно завершена, – произнес бесстрастный голос у Коваля за пазухой. – Ты получил оружие для войны с халифатом, о котором просил. В последний раз обращаю внимание – это оружие одинаково опасно для обеих враждующих сторон. Малахитовые врата находятся на острове, по центру ближайшего водоема. Вам двоим рекомендую использовать жир и алкоголь, вода в озере крайне холодная.
– А, на островке-то? – не удивился Кощей, узнав о цели грядущего похода. – Дык про эту дырку всем издревле известно, чуды ноздрёй бесовской кличут.
…Спустя час ключник отвязал веревку, двое юношей-чудов сели на весла, и пузатый, пахнущий смолой баркас отвалил от берега. Вся деревня собралась у причала, стояли молча, сосредоточенно. Бродяга передал парням на борт узел со своей одеждой, но закутанного в рогожу Феникса не доверил никому. От птицы шел такой жар, что Артур, даже раздетый, не чувствовал холода.
Варвара крепилась до последнего, но на мостках не выдержала, кинулась к нему.
– Ну вот, тоже мне, рева-корова, – Коваль засопел, постоял несколько секунд столбом, а потом обнял ее.
И Варя заплакала, уже не сдерживаясь.
– Я не могу тебя взять, но мы обязательно увидимся, я вернусь…
– Ничего не говори, молчи!
Кощей переложил руль, толпу провожающих почти скрыла лесистая коса. Белоглазые люди на мостках махали платками и шапками. Откуда-то ветер донес протяжную, тоскливую песню.
– Я тебя никогда… – Его слова отнес ветер.
