– Не вижу, – отрезала она. – Честное слово, Блинов, в следующий твой прилет отправлю за тобой водителя. Ты полчаса как здесь, а уже меня достал.
– Ну, положим, достал я тебя несколько раньше – лет двадцать как, – печально возразил Владимир Анатольевич. – Так что это не новость. А странность в таких совпадениях я, например, вижу. И мне удивительно, что ты осталась такой же категоричной…
– Да, ну? – воскликнула Плотникова с наигранной веселостью. – Не может быть! Я – и категоричная? Развеселил, честное слово! Володенька, да я кротка, как агнец божий. Другая бы уже забыла, как ты выглядишь, не то, что бы встречать тебя ездить!
– Вика, – сказал Блинов серьезно. Он опустил плечи и сразу постарел лет на десять, придавленный грузом лет. – Я помню, о чем мы договорились, и, ты знаешь, я никогда не нарушал данного слова. Все эти годы не нарушал, хотя это было нелегко. И я не хочу, не имею права тебя ни о чем просить… Но, понимаешь… Это не по-человечески… Почему я не могу увидеть внука?
– Хороший вопрос. Может быть, сам на него ответишь?
– Вика, мне кажется, что в нашем возрасте можно стать гуманнее. Не обязательно рассказывать детям все, но официально – я старый друг семьи. Ну, что тебе стоит отправить ребят ко мне погостить? У меня, все-таки, хороший большой дом на берегу моря, яхта, повар один из лучших на побережье…
– Блинов, – сказала Плотникова устало. – Я тебя понимаю. Более того, мне тебя жаль. Но каждый должен отвечать за свои поступки. У тебя нет дочери. Нет внука. Мы обо всем с тобой договорились двадцать с лишним лет тому назад. Эти годы нельзя вернуть. Ничего нельзя исправить. Мы прожили жизни отдельно друг от друга, и, сказать честно, я об этом не жалею. Ты был лучшим другом, чем любовником. И, слава Богу, что никогда не был мужем – это не твоя роль.
– Но я мог быть хорошим отцом и дедом…
– Может быть, только мы этого никогда не узнаем, – жестко отрезала Вика. – Интересно, кто тебе сообщил, что Маринка родила?
– Какая разница? Знаю, что мальчик. Знаю, что назвали Мишей.
– Ну, и отличненько, – передразнила его Плотникова. – Все, что нужно, ты о нем уже знаешь… Могу добавить, что родился он 3600 и 52 сантиметра. И ни одной твоей черты я в нем не заметила.
– Значит, ему повезло, – спокойно отозвался Владимир Анатольевич. – Как и Марише.
– Я тоже так считаю.
– Но это все-таки моя дочь и мой внук.
Автомобильный поток, блея гудками, затекал на свежереставрированное полотно Южного моста. Все три полосы по направлению к центру были забиты так плотно, что впереди были видны только ряды разноцветных крыш.
– Когда-то моя мама говорила, что не та курица-мать, что снесла яйцо, а та, что высидела, – заметила Вика рассудительно. Похоже, что с эмоциями она справилась. Что-что, а владеть собой у нее всегда получалось неплохо. – Ты у нас генетический донор, Блинов…
Владимир Анатольевич налился красным и, отвернувшись, уставился в окно. Внизу был виден гладкий, искрящийся под солнцем Днепр и пыхтящий по фарватеру буксир, тащивший вверх по течению груженную песком баржу.
– Не злись, не стоит…
Блинов пожал плечами.
– Счастливым я себя не чувствую. Мне почти пятьдесят, Вика. Я богат.
Она иронично глянула на собеседника и прикурила новую сигарету.
– Ты зря смеешься, я ОЧЕНЬ богат.
– Могу себе представить, – усмехнулась Вика. – Если помнишь, я даже как-то пыталась написать об источнике твоей состоятельности. Твои подельники были очень недовольны…
– Коллеги, милая моя, коллеги, – поморщился Блинов. – Слово-то какое уголовное нашла! Подельники…
– Люблю называть вещи своими именами…
Блинов отмахнулся.
– Называй, как хочешь… Я о другом. То, что у меня есть, я хочу кому-то оставить…
– Женись! – предложила Плотникова. – Ты у нас жених хоть куда! Хоть туда, хоть сюда… Найди себе очередные сиськи на ножках, женись, наплоди маленьких Блинчиков, и вопрос с наследством отпадет сам собой. Или опять же… Женись и потом разведись. Минимум половину проблемы с наследством ты решишь! Уверена!
– Почему, – спросил Блинов, поворачиваясь к Вике всем корпусом, – ты всегда пытаешься говорить со мной, как с врагом? Или как с недоумком? Я не враг, Вика, я не недоумок. Я буду рад, если наши с тобой потомки унаследуют твою красоту, но не думаю, что можно пренебречь моим умом. Я выжил и стал богат тогда, когда другие не могли заработать на буханку хлеба. Я был одним из тех, кто правил этой страной. Пусть чужими руками, но правил. И я нашел в себе силы уйти, когда настал момент и отказаться от борьбы за власть…
– Можно, скорректирую? – спросила Плотникова. – Как живой свидетель событий? Ты действительно умен, Володя. Ты аферист с государственным мышлением. Не потому, что думаешь о державе, просто воруешь очень масштабно. Ты действительно правил этой страной, но годы эти сложно назвать лучшими в ее истории. И отказа от власти не было. Отказ – это дело добровольное. А тебя выгнали твои… гм… коллеги! Ты сбежал, поджав хвост, и если бы не Миша и не Васильевич, сбежать бы не успел. Помнишь, как тебя в самолет грузили?
– Не помню. Что я могу помнить? Я еще неделю в Швейцарии валялся без сознания…
– И это ты называешь – отказался от власти? Твой «мерс» еще долго в новостях показывали…
Блинов помолчал, играя желваками, и Плотникова поняла, что Владимир Анатольевич сильно изменился за последние годы. Он давно должен был вспыхнуть, взорваться, обложить ее матом, наорать и даже успеть помириться, а нынче – сидел рядом, красный от обиды, стиснув зубы…
Он не стал слабее.
Он смирился.
Это было внове для нее – этакий неожиданный штрих к портрету Блинова, но за те годы, что Вика была близка к политике, ей доводилось видеть и более стремительные перерождения.
– Вика, – сказал Блинчик после паузы. – Дело в том, что я уже все сделал.
– Что именно?
– Я оставил все Марине и внуку.
– Вот даже как… – протянула Плотникова, покосившись на Владимира Анатольевича. – Трогательно. Только им ничего не надо. Маськин муж зарабатывает неплохо. Да и я – барышня не бедная. Уж без твоих миллионов обойдемся!
– Ну, во-первых, не миллионов, – спокойно возразил Блинов. – Тут ты меня, как всегда, недооцениваешь. Я благодарностей и не ждал, так что не трудись меня в чем-то уличать. Есть инвестиционный фонд, и он принадлежит тем, в ком течет моя кровь. Как ты думаешь, я имею на это право?
– Наверное, да, – согласилась Плотникова. – Но, мы с тобой договаривались о другом, – ты к ним не будешь иметь никакого отношения. Володя, поверь, я вполне могу содержать и себя, и семью, и оплачивать счета Сергеева…
– Я ему должен, – сказал Блинов резко. – И отдать иначе не могу. И даже обсуждать не собираюсь… Кстати, раз уж ты отправляешь меня из города сегодня вечером, давай-ка поедем к Мише. Прямо сейчас. Бог знает, когда еще свидимся.
