— А что, чоруги совсем радио не используют?
— Почти совсем.
— А почему?
— Да откуда я знаю! Раки!
Я замолчал и перевел дух. Нехороший разговор. С одной стороны, посылать Комачо в цвет нельзя, особенно сейчас. С другой — я подписку нарушать не намерен!
— Чего примолк?
— Думаю.
— Как чего надумаешь, свисти.
— Обязательно.
В.п.с. (ваш покорный слуга) в самом деле думал. И вот над чем. Первый вопрос Сантуша, «Куда мы летим?», был куда насущнее второго — «За кем мы летим?».
Паром «Альфа» выкинул нас в космос за триста тысяч километров от Тирона, с учетом точки упреждения, конечно. Примерно как от Земли до Луны. Дистанция для флуггера-истребителя — довольно серьезная.
Для того были резоны. Разведка должна была осуществляться по возможности скрытно, а для скрытности паром служил, мягко говоря, ощутимой помехой.
Причем, что самое досадное, таинственные сигналы из эфира начисто пропали! Только что канал пилила неведомая шарманка — и вдруг тишина!
По источнику сигнала теперь не прицелиться, но лететь необходимо. Вот мы и летели, говоря откровенно, в неизвестность. Анализ эффекта Доплера выдал приблизительную дистанцию и направление до точки. Но от Шварцвальда до Тирона так далеко, что точку нам нарезали со стороной в сто тысяч километров! А это по меркам скромных возможностей истребителя в смысле самостоятельного обнаружения целей форменное «ПОЙДИ туда, не знаю куда, найди то, не знаю что».
Мы могли летать в этом пространственном кубике неделю и ничего не найти. С парома, конечно, просканировали пространство, но операторам радарного поста похвастать было совершенно нечем.
В итоге несчастные Комачо Сантуш и Андрей Румянцев вынужденно обтекают в кабинах, а умные скафандры периодически колют им стимулятор. Флуггеры набрали стандартную скорость 80М и теперь прут сквозь пустоту в инерциальном режиме.
Перед нами растет Тирон — бесполезный кусок камня вроде Меркурия, а за ним все ярче распускается красная корона Моргенштерна.
— Сантуш, я надумал, — воззвал я в рацию.
— Да ты что! — Сарказма в голосе моего друга хватило бы на целую роту записных пародистов-смехачей. — Тогда излагай!
— Диагноз такой: или тут вообще никого нету; были, да сплыли. Или если они есть, то прятаться могут только с той стороны Тирона. Больше вариантов не вижу.
— Толково! — похвалил Комачо. — А что, если они нас давно заметили, а мы их нет, потому что у них… ну я не знаю… мю-глюонные стелс-генераторы анизотропного пространства, работающие на основе модуляции константы Вральмана? Ну вот такая инопланетная НВТ?
— Честно?
— Честно.
— Ты, гражданин Сантуш, хочешь в это верить? Я нет.
— И я нет.
— Тогда давай так: долетим без замечаний на ту сторону, никого не найдем, доложимся, и пусть паром нас домой забирает, а то уже сил никаких нет.
— А вот это толково, очень толково! — восхитился Сантуш. — Это самая умная вещь, что я слышал за последнюю неделю!
— Ладно, будет. — Готов поклясться, что я покраснел от удовольствия. — Ты про константу Вральмана тоже красиво выдал. Я аж заслушался.
— Правда?
— Правда.
— Предлагаю дома нажраться.
— В дымину?
— До прогорания дюз, к гадалке не ходи.
— До прогорания дюз — это по-нашему. Поддерживаю.
За разговорами, за постройкой Вавилонских Башен будущих планов мы обогнули Тирон.
Эхе-хе… Не надо строить планов. Как можно вообще что-то планировать, если мы не в состоянии прозреть следующую минуту собственной жизни?
Когда диск планеты нежно щекотал своим абрисом лепестки реактивных выхлопов, Комачо вдруг шумно сглотнул. Сглотнул и замолк, будто это и была содержательная часть его сообщения.
Очень непохоже на моего друга, который за словом в карман не лезет.
Очень непохоже и очень неприятно.
Я только теперь до конца осознал, на каком диком нервяке сижу.
— Не понял тебя, Сантуш, прием.
Шумное дыхание.
— Посмотри на гравитационную лоцию. У меня Геленда пропала.
— Что за дьявольщина? Как могла пропасть Геленда? И как мог об этом узнать твой парсер?
— Румянцев, я не шучу! У нас тут по всей системе навигационные спутники развешаны и куча ретрансляторов, все как положено! Данные обновляются быстро и регулярно! Я прямо сейчас принимаю бакен «Тирон-Дельта»! Может, у меня неполадки… Да взгляни ты на карту, cabron! Тебе что, трудно?!
Да нет, не трудно, и я вывел карту на панораму кабины.
Карта была в порядке. Вся система была в порядке, спутники исправно сливали пакеты информации, бакены ретранслировали… Но Геленды в этом упорядоченном мироздании больше не было!
Я зачем-то постучал кулаком по пульту — такая русская привычка.
Против ожиданий испытанное средство не сработало.
Геленды не было!!!
Целой планеты вдруг не стало!!!
Или все спутники разом рехнулись, или мы с Сантушем ловим синхронные глюки, или наши парсеры.
Но, как известно, так не бывает. Хором болеют только гриппом.
Съезжать с катушек — сугубо интимное, индивидуальное дело.
Между тем флуггеры дружно закончили маневр, Тирон остался за кормой.
— Тв-вою м-мать… — послышался в рации слабый, заикающийся голос Сантуша.
— Комачо?
— Т-ты глянь…
Я глянул.
— Твою налево, к червонной матери, в растакую Бога душу тридцать три раза, через черную дыру в рот и в нос!!!
Да, товарищи, даже нормального русского матерного слова для того зрелища у меня не хватило.
Комачо начал вещать на общем канале, и отвечал я ему тоже на общем, то есть на пароме нас могли услышать и услышали. Секунд через шесть поступил вопрос:
— Здесь «Альфа», вызываю звено, вызываю звено. Что там у вас происходит? Что видите, прием.
— Я вижу то, что видеть совсем не хочу, — отозвался Сантуш, а я врубил автоматическую трансляцию видеосигнала.
Прямо по курсу, на фоне мягкого сияния Моргенштерна, выстроились двенадцать кораблей. Я бы узнал этих исполинов в кобальтово-синей броне и через тысячу лет.
Огромные крюки на акулу. Четырехкилометровые. Ощетинившиеся гигантскими надстройками в виде сдвоенного серпа.
Они висели перед нами, не обращая никакого внимания на двух мелких козявок. И что мы могли им сделать? Насмешить до смерти? Разве только.
Поползли секунды. Полная безвестность и полное отупение. Что делать-то?! Хотя ответ очевиден!
— Румянцев, Сантуш! Здесь «Альфа»! Немедленно уносите ноги! Немедленно!
Вот именно. Давно пора!
Мы живо развернулись и дали такого дрозда на маршевые, что меня едва не расплющило перегрузкой.