– Да уж, Николай Владимирович, случилось.
– ЧП?
– ЧП тоже, Коля! Причем такое ЧП… – Бубякин тяжко вздохнул.
– Постой, может все же спиртику? В смысле, что тот спирт: мы ж не летёхи. У меня есть чего получше. Ты не за рулем, надеюсь?
– Та хоть бы и за рулем, какая теперь к черту разница? Однако стой! Стой, Николай. Все равно не буду, слишком до черта дел.
– Ну, излагай, что ли, господи. Может, двери на замочек?
– Пожалуй, вруби приёмничек. Пусть гонит шансон для фона. Дадим маскирующую помеху. Да, садись! Садись, Николай Владимирович.
– Излагай уж, не томи. Может, мне самому спиртика махануть, для храбрости, а?
– Не мельтеши, танковых дел мастер, сейчас тебя и без спиртика проймет.
– Да?! Ну-ну?
– Тут дело, такое. Отдаю, можно сказать, себя и свою судьбу в твои руки, полковник. Твое право меня даже арестовать. Вдруг по случаю и наградят после наши оранжевые, или какие там, я уж заплутал.
– Давай не тяни, Миша, а то уж вторую арию шансонит, а ты все не разродишься.
– Короче… Точнее, сильно короче-то и не выйдет. Но все же. У меня на группе труп. Причем труп офицера. Да ты знаешь, комбата старта – Володина. Убили американцы, причем, преднамеренно.
– Наблюдатели? Вот гниды.
– У тебя тоже есть?
– Ну да, целый взвод бродит.
– Короче, эти пендюки заморские присланы не просто так. У меня начали ломать технику. Боевые ракеты, кстати, прямо на пусковой. Лёша Володин вмешался, они его и…
– И что? Теперь суд что ли?
– Какой суд? Ты что тут – Незнайка на Луне? Они защищены похлестче депутатов наших всенародных.
– Ну, и теперь значит на самотек? А если прессу поднять и…
– Не смеши, Николай Владимирович. К тому же уже и прессу поздно.
– В смысле? – командир танковой бригады приоткрыл рот. – В смысле, ты их самосудно…
– Ты близок к истине, полковник.
– Мать моя женщина! Ты…
– Разоружил всю банду… – у них, у каждого, было по пятнадцатизаряднику – и посадил под замок.
– Ну ты даешь, зенитчик? А если… Да, что если? К тебе точно комендантский взвод пожалует, да и вся милиция столицы следом… Или уже прибывали?
– Пока я был на группе, еще нет. Но ладно, ты дальше-то воспринимай. Или уже спиртик пора?… Или конвоиров? Учти, я вооружен – будет стрельба в кабинете.
– У меня есть коньячок. Ты как?
– Хочешь споить, прежде чем сдать?
– Тебя споишь, Юрьевич. Давай «брэк» на минуточку. Требую рекламную паузу!
– Ладно, наливай уж.
– Сколько…
– Оп-па! В самый раз. Лимончика нема?… Сало? Ну, танкисты, твою мать!
– Нам до вас микросхемщиков далеко. Мы люди простые – по земле-маме катаемся, ее родимую мнем.
– Значит, далее. Ты, Николай Владимирович, о Крыме слыхивал?
– В смысле? Да, война вроде, но как-то все тихо.
– Какой тихо, Коля. Там такой же как у меня «двухсотый» вроде бы свалил «Авакс». Может, даже еще что-то. Правда, их тоже, вроде бы, раскатали.
– Правда? Я не слыхал. А в новостях…
– «В новостях»! А ты еще говоришь: «Пресса! Пресса! Надо, мол, обратиться». Куплены они все. Куплены, или запуганы. Короче, нас – имею в виду страну в целом – хотят тихим сапом посадить на кукан. И вот, не знаю как ты, но я уже начал действовать.
– В смысле, будешь все ж судить америкосов своих, что ли?
– Да причем здесь америкосы? Это так, мелочь. Убрал с дороги дабы не мешались… Коньячок хорош. Давай грамулинку еще. Вот, самое то. Короче, я поднял группу по готовности. Сейчас снаряжаю боевые ракеты. Готовлюсь к бою.
– К бою?!
– Да, к настоящему воздушному бою. Думаю, скоро прилетят.
– А если не прилетят? Если просто по суше приедут? Ты ж, вроде, разоружен даже.
– То-то и оно, Николай Владимирович. То-то и оно. Именно потому я к тебе и прибыл. Прикрыл бы ты мои боевые порядки в плане наземной обороны, а…
Полковник Мордвинцев икнул и расплескал по полу напиток армянского происхождения.
Четвертая власть:
«…ядерное оружие? К сожалению, все надежды на него возлагаемые, приблизительно года так с сорок девятого, прошлого века, оказались миражем. Оно совершенно не помогло в девяносто первом, при распаде СССР, не помогло и сейчас…»
113. Четыре с половиной метра
Командир дивизиона Корташов до крайности удивлен. Фельдъегерская и прочая связь работает как часы, и это не смотря на давно вроде бы снесший все и вся смерч Перестройки. Секретные бумаги с печатями бродят туда-сюда, то есть, на далекий завод-изготовитель и обратно в войсковую часть Владимира Ивановича всего лишь два месяца. А ведь казалось бы, с какого лешего? Бывшие славянские народы более ничего не связывает, по крайней мере, на официальном уровне. Наоборот, вот-вот они станут врагами «номер один», ибо как иначе получается трактовать грядущее вступление Самостийности в северо-атлантисты? Когда-то основная концентрация напирающих друг на друга танковых моторов приходилась на осевую линию Германии, теперь будет большая искривленная дуга от Ростова до Брянска. Обеим Германиям повезло – каток за сорок лет так и не двинулся с места. Повторится ли чудо на новой границе неизвестно. Весьма представимо, что нет. Две танковые армады постепенно, под убаюкивание СМИ и дрему замуштрованного рекламой обывателя сконцентрируются на Северо-Западном, в смысле Прибалтийском, и Южном театре, затем две железные реки двинут вперед, имитирую клещи, в коих автоматически, между делом, останется Беларусь. До Москвы будет гораздо ближе, чем двадцать второго июня сорок первого, однако… Если встречный поток железа будет не в меру жиденький, у кого-то в Кремлевских стенах могут не выдержать истонченные двоемыслием постмодернизма нервишки. И пойдет в ход…
Однако сейчас фельдъегеря трудились на диво старательно, и не глядя на границы. И завод, или по крайней мере его инженерная бухгалтерия, тоже с бюрократической тщательностью, подразумевающей даже некий подстрочный юморок, отписал ответ по делу. «На ваш запрос от …(такого-то числа, месяца, года) отвечаем. Гриф секретности с узлов изделия …(такого-то), а конкретно с …(таких-то, таких-то и эдаких-то) снят приказом по отрасли …(таким-то), от …(такого-то числа, месяца, года). По сей причине данное изделие секретным не является, и разглашение его параметров не может быть основанием для …(таких-то и эдаких-то действий)». Подпись того-то, от числа такого-то. В общем, все четко однозначно. Подполковник Владимир Иванович ждет детишек Перестройки как минимум с откупным, извинительным коньяком.
Оказывается, он слишком сильно раскатывает губу. Цветы Перестройки, Гласности и Самостийности не столь просты. Где-то за занавесом они копят порядочный ком желчи.
Являются во всеоружии. Им что с гуся вода, они уже несколько оклемались от хватки гвоздодёра и демонстрируют надменную приверженность первичному плану – юмор им недоступен. Это уже даже скучно.
