При этих словах сердце Данилы забилось учащенно.
– Смотри, заворошился, – прокомментировал его поведение Шампур. – Жить хочет.
– А то, как же, – философски заметил Беда, – не только жить, а еще и далее пакостить, подставлять других людей и процветать за их счет. Вот такое же дерьмо подставило девчонок сгоревших на аэродроме.
– Суки! – злобно процедил Парфенюк и больно пнул Данилу под колено.
– Ладно, что мы резину тянем, – сказал Беда. – Дел по горло. Нам еще наши донецкие конюшни чистить и чистить.
– Это дерьмо, наверное, думает, что если его сейчас нельзя на площади судить народным судом, то он будет где-нибудь дожидаться, когда станет можно, – запросто прочел вслух мысли Данилы Парфенюк. – Так ведь, майор?
– А ты его спроси, чего сложного? Скотча у нас сколько хочешь.
Тут Данило наконец понял, что более некуда откладывать родившийся в процессе езды в багажнике «Жигули» план спасения. Нет, план заключался вовсе не в ударах по яйцам и беге с препятствиями, хотя сейчас Данило думал, что если бы не веревка, то вполне получилось бы поставить рекорд скорости областного уровня, причем на любой дистанции. Так что как только клейкую ленту с его губ отлепили, он тут же затараторил:
– Браты, я ж не по своей воле вас… Я ж…
– Слушай, Сережа, какого хрена ты раскрыл ему пасть? – спросил Саша Шампур.
– Братцы, я про Маркиза все расскажу! – хрипло крикнул Данило, ибо в горле почему-то было совсем сухо. – И про Доктора, даже! Где живут? Чем занимаются? Я все-все поведаю. Только вот…
– И правда, жить сильно хочет, – поморщился Беда. – Прямо соловьем запел.
– Я про всех братков скажу. Даже напишу, братцы! Всех покажу, опознаю. Сможете их выловить. Я…
– Видите, как данную сволочугу перед казнью пробивает? – спокойно, как о насекомом, рассудил вслух Дмитрий Гаврилович Беда. – Ему бы попика какого-нибудь – покаяться в грешках. Да боюсь долго это продлиться.
– Скажу даже, что слышал! – кашлял далее Данила. – Как Маркиз рассказывал, как они в девяностых…
– Наблюдаете, даже память у гада обостряется. Просто-таки феномен. Запоминайте товарищи.
– Гаврилыч, а может правда, пусть расскажет чего? – спросил Шампур. – Вдруг пригодится?
– Он этой информацией хочет купить свою шкуру, – пояснил очевидное Беда. – Мы что будем его щадить? Отпускать с повинной? Вы лица ребят – имен мы не знали – полегших в Мариуполе под пулеметом припомните, и тогда уж принимайте решение – «щадить, не щадить».
– Я и про всех главных расскажу, – сипел далее Данило. – Что видел. Я однажды…
– Короче, чего мы тянем котищу за хвост? – все так же без выраженных эмоций произнес Дмитрий Беда. – Всегда по возможности требуется следовать плану. Что тут радикально изменилось? Птичка чирикнула? Заклейте ему рот, Сережа. Как-то неприятно слышать от этой сволочи человеческую речь – расхолаживает. Начинаешь думать, о том, что и у этой дряни есть мама, и…
– Есть, есть мама! Марина Павловна! – крикнул Данила.
– Вот видите?
– А папы у меня… – Саша Шампур двинул Данилу по ребрам и сразу после тяжелого выдоха повел ленту по губам.
– Видите, полу-сирота? – продлил лекцию Беда. – А нам, всё едино, придется его… А всяческие «маркизы»? Да хрен с ними. Раньше позже, но когда турок повыгоним и власть у предателей отберем, то всех их повыведем на свет божий. Вот тогда и на площади Ленина можно будет. А вот на проспекте Пушкина мне кажется не стоит. Все же хорошо его отстроили. Пусть уж там спокойно народ гуляет.
– К тому же, там все большие деревья посрублены – негде будет, – заметил Парфенюк со знанием дела.
– Зато здесь все на месте, – поведал очевидность Шампур, после чего глаза Данилы сами собой начали шарить поверху, оценивая расстояние до нижних веток, а так же их толщину.
– Пациент заинтересовался природой, – прокомментировал глядя на него Парфенюк.
– Вот цинизм развивать у себя не стоит, Сергей, – хмуро глянул Беда. – Молод ты еще. Я понимаю, мы тут все не палачи, но добренькими мы были несколько поколений. Потому, дрянь приняла это дело за слабость. В большой мере, конечно, так оно и было. Теперь придется проявлять силу. Этот мир, и наш город в частности, потребуется вычистить радикально. Но все же, не следует идти на поводу у цинизма. Лучше думай об этом, как о грязной, неприятной работе. Ведь кому-то все же требуется чистить нужник, так?
– Понял, Дмитрий Гаврилович, – повел плечами Парфенюк. – Постараюсь.
Некоторое время все молча занимались этой самой грязной работой, точнее, приготовлением к ней. Только лежащий на травке связанным Данило, очень жаждал говорить. Он дергался, ерзал, но это нисколько не помогало освободиться.
– Ну что? – констатировал бывший кто-то чего-то там через некоторое время. – Пора?
– А я думаю, табличка о предательстве тут все же потребуется. Подождите, я сотворю, – остановил Парфенюк. – А то будут думать, что это проделки той же, вечно живой мафии.
– Да, правильно, – серьезно кивнул Беда. – Тогда уж укажи полное имя и прочее. А то, как бы все эти «маркизы» с «докторами» не стали убивать наших, под таким же соусом.
– Думаете, Гаврилыч? – несколько обеспокоено спросил Шампур.
– Думаю, Саша! Уверен, борьба с гадами будет тяжелой. Пришлым туркам хоть есть куда бежать, а этим…? Ну, что нарисовал? О, шикарно! Кто, откуда и «За сотрудничество с оккупантами».
– А веревка выдержит? – ни с того ни с сего спросил Шампур.
Данило перестал вошкаться и замер прислушиваясь.
– Вот и проверим. Только предупреждаю, если не выдержит, никаких помилований я осуществлять не собираюсь. Этих сволочей перевоспитывать бесполезно, а прощать нельзя. Поднимайте гада. Давайте его сюда.
Конечно, Даниле очень-очень хотелось заорать, так сильно, что он даже описался. Дмитрий Гаврилович оказался прав – работа была грязнее некуда.
