Пусть она ушла к Хотиставу, пусть она поклоняется любым богам, пусть целует хоть самого сатану, пусть ее волосы стали темнее ночи, пусть ей шесть сотен лет. Он все равно ее любит. Но ответить он ничего не успел, не успел он понять и того, что произошло.
Дара даже не дрогнула, когда один из ее широко открытых глаз брызнул фонтаном крови. Так, чуть разведя руки в приглашающем жесте, она и стала заваливаться назад. Маленький метательный нож, угодивший Даре в глаз, вновь отнял у Павла любовь, на этот раз окончательно. Он провожал ее наполненным ужасом взглядом, будто терял сейчас свою собственную жизнь, будто и его судьба сейчас оборвалась. Наваждение спало лишь тогда, когда безжизненное тело упало навзничь, крепко приложившись головой о пол. Кровь брызнула в стороны, щедро заливая дорогой ковер. Внезапно мертвое тело зашипело, словно клубок змей. Оно стало иссыхать прямо на глазах, и даже упавшая на ковер кровь испарилась. Через минуту перед Пашей лежала мумия, облаченная в прекрасное, чарующее взгляд, платье.
– Не нужно говорить с тем, кого пришел убивать, – коротко заметила Ясмина, выдернув метательный нож из пустой глазницы.
– Ты… – Паша удивленно смотрел на ведьму, сам не зная, как хотел закончить фразу.
– Я, – Ясмина спрятала нож и взмахнула волосами.
Паша молча смотрел на Ясмину, абсолютно не понимая, хвалить ее или ругать. Ощущение потери не спешило его покидать, пусть волна воспоминаний, быть может, и была вызвана каким-то чародейством Дары, но пережил их Паша вполне реально.
– Ты не выглядишь счастливым, – заметила Ясмина, – Если эта груда костей – твоя любовь, можешь, конечно, поплакать. Но мы пришли сюда ее убить.
Ясмина выглядела уязвленной, хоть и пыталась это скрыть. Ни Ратко, ни другие воины почему-то не зашли в комнату, но Паша не спешил узнать причин. Его окатило новой волной смешанных чувств. Он сам не понимал до конца, правильно ли поступает, наверно, потому что правильных решений не существует вовсе. Зато он понимал, что ценить стоит живых, тех, кто рядом. Резким движением он оказался около Ясмины, которая попыталась отпрянуть. Но слишком медленно, слишком наигранно. Уже через миг он обнимал ее и покрывал поцелуями, зачем-то шепча слово «прости». И она, кажется, была готова простить. Простить его слабость, простить любовь к другой. Впрочем, до этого момента ведьма и Павел просто делили ложе, пребывая в уверенности, что между ними нет чувств. Так думал Паша.
– Мои воины окаменели, – раздалось из дверного проема, – Никто не может двигаться.
Паша обернулся и увидел застывшего у двери Ратко. На его лбу вспухли вены, будто на плечах он держал тяжкий груз. Отпустив Ясмину, Паша поспешил подбежать к предводителю наемников.
– Ты можешь только говорить? – озадаченно спросил он.
– Да, – прокряхтел тот.
– Странно, она же издохла, чары должны были бы уже рассеяться, – Паша удивленно посмотрел Ратко за спину, увидев там остальных окаменевших воинов.
– У тебя есть какие-то мысли? – повернувшись к Ясмине, спросил Павел.
– Есть, – она вновь склонилась над телом Дары.
В плотно сжимаемых костяшках пальцев был зажат камень, очень похожий на те, что Павел похитил еще в «богатыре» у Димы, или на тот, что подарил ему Велимудр. Едва Ясмина выдернула этот камень из мертвых пальцев, воины Ратко снова почувствовали себя свободными.
– Вот и причина, – поднеся камень к одной из свечей, сказала ведьма.
Паша подошел к ней, и Ясмина сразу же отдала ему камень. Паша вопросительно посмотрел на нее.
– Я все равно не смогу им пользоваться, – спокойно ответила Ясмина.
– Почему? – Паша искренне удивился.
– Потому что им будешь пользоваться ты, хватит вопросов, – резко отрезала Ясмина.
– Ладно, – Паша махнул рукой, и обернулся к Ратко.
– Эту мумию вы, я думаю, здесь оставлять не планируете? – поинтересовался Ратко, сделав вид, что не слышал разговора.
– Нет, ее нужно выбросить, – Паша обернулся, и еще раз посмотрел на мертвеца, – Платье дорогое, конечно. Думаю, за него можно было бы немало выручить.
– Можно. Но мне что-то не хочется его снимать, – покривившись, ответил Ратко.
– Тогда лучше сжечь, чтобы никому не захотелось.
– Так и поступим, – согласился молодой предводитель, и, развернувшись, окликнул двух бойцов, – Ратибор, Малуша, возьмите-ка этот скелет, да вынесите его на улицу, а там и сожгите вместе с теми четырьмя.
Получив указания, бойцы тут же принялись их выполнять. К вечеру в башне была полностью организована оборона. Местную прислугу решили отпустить, разрешив забрать им с собой все ценное, что у них было. Свой нехитрый скарб женщины, в основном престарелые, сгрузили на сани, запряженные чалой лошадкой, и скрылись в лесу. Кажется, они были даже несколько рады произошедшему, по крайней мере, никто из них не плакал, не оплакивали даже крикливую женщину, которую задушил Павел.
Воины Ратко расположились в домиках прислуги, оборудовав их под казармы, в конечном итоге, в домах было теплее, так как башня не отапливалась, за исключением четвертого этажа, где ранее жил владелец. Рядом с платяным шкафом был выложен небольшой камин с открытым огнем.
Когда все утихло, Паша решил внимательнее изучить интерьер комнаты. Справа от входа у Дары был обустроен жертвенный алтарь с медной чашей. Чуть поодаль у стены стоял тяжелый сундук, закрытый на увесистый замок. У дальней стены располагалась кровать, подле которой стояла небольшая тумба из мореного дуба. Платяной шкаф располагался у левой от входа стены, рядом с ним стоял и шкаф для книг и свитков, коих на нем было в достатке. Паша даже решил подыскать себе какое-нибудь интересное чтиво, но все книги были на латыни, и Пашин дар не спешил подарить ему знание этого языка. Отложив чтение на потом, Паша решил проверить платяной шкаф. Ничего интересного, кроме женской одежды он там не обнаружил. Решив пошутить над Ясминой, он предложил ей облачиться во что-нибудь из нарядов Дары. Он едва успел увернуться от пощечины, но вот убрать ногу не успел. Отхватив болезненный удар в голень, Паша понял всю глубину своей ошибки. Шутить имела право только Ясмина.
– Ты хочешь, чтобы я стала походить на нее, негодяй? – уже без агрессии спросила Ясмина.
– Нет, просто вещи вроде хорошие, – попытался оправдаться Павел, хотя сам понимал всю безнадежность своей ситуации.
– Вот купишь мне хороших вещей, раз мои тебе не нравятся, – заявила Ясмина, и, поджав губы, отвернулась.
Паша понимал, что она не сердится всерьез и уж тем более не способна на подобные детские обиды, но чувствовал, что должен теперь просить прощения и пытаться как-то помириться. «Нет, ну не может же быть так, чтобы все без исключения женщины использовали одни и те же
