В связи с этим, пока я шел по коридору и спускался на лифте, у меня возникло предположение насчет происхождения такого прозвища у командира местного гарнизона. И это могло бы очень многое объяснить, включая возникновение самой банды Байрона. И это вполне могло быть правдой.
Что если, перед эвакуацией или во время нее нынешний начальник гарнизона увел и спрятал офицерских детей? Трудно было понять, зачем это ему понадобилось, почему именно детей, и почему родители эвакуировались, бросив любимых чад на растерзание биотехам. Но я знал, что иллюзия нелепости или парадоксальности возникает, как правило, при недостаточности информации.
Я не знал, какова тут была обстановка и чьи это были дети, так что о мотивах Крысолова рановато было пока размышлять. Зато такое предположение, если принять его как рабочую гипотезу, объясняло наличие двух враждующих группировок на острове. Уж очень много неприязни вложил Байрон в прозвище Крысолов, когда произносил его. А значит, скорее всего, он был одним из уведенных детей когда-то. Но, как оно нередко бывает, оказался чем-то недоволен, а потому, подобно Сатане, поднял восстание и, вместе с единомышленниками, вступил в конфронтацию с основными силами. А может и просто с самим Крысоловом.
Но одна очень веская деталь не укладывалась в эту картину. Проблема была в том, что Байрону и его головорезам, как и солдатам, на вид около двадцати лет или чуть больше. А это значило, что никто из них не мог родиться и быть детьми на момент эвакуации. Если бы им было лет по девять тогда, то сейчас было бы за сорок. И означать это могло бы только то, что среди детей были не только мальчики, но и девочки, а все, с кем мне тут пришлось столкнуться, являются вторым поколением, то есть детьми тех самых детей, уведенных Крысоловом.
Не то чтобы меня очень уж озадачило подобное положение дел, но закручено все было весьма лихо, и неизвестно чего еще можно было ожидать при таких раскладах. Поэтому, когда меня вывели на улицу, я решил не поддаваться ка провокации и не расслабляться сверх меры, даже если все будет казаться ясным и очевидным.
Гусеничный вездеход Байрона почти догорел, но продолжал чадить в чистое небо. Хотя, конечно, чистым оно теперь было лишь относительно, не то, что утром. Часть небосвода заволокло дымом от кораблей, часть от взорванного вездехода, да еще наискось рассекал пространство след от зенитной ракеты, правда он порядком рассеялся, и напоминал скорее перистое облако.
Во дворе у антенного поля солдат было еще больше, чем в здании. Я готов был голову дать на отсечение, что в операции по нападению на центр связи принимали участие как минимум две роты. Часть бойцов занимали стрелковые позиции за углами соседних зданий, нескольких я заметил в зарослях у антенного поля. На крыше здания, откуда шарахнули из ракетного ружья блеснул то ли бинокль, то ли забрало шлема.
Но основные силы были сосредоточены как раз у входа. Там теперь стоял не только мой внедорожник и догорающий вездеход, но и легкий бронетранспортер, под броней и на броне которого занимали позиции стрелки. Кроме того, по дуге напротив входа были расставлены шесть внедорожников, похожих на мой. Но у этих кабины были поменьше, а позади них стояли пулеметные турели и были оборудованы места для стрелков.
Все это выглядело более чем внушительно. Такими силами уж точно мог обладать только настоящий хозяин острова, а не мятежный Байрон. Теперь меня уже не удивляло, что было позволено взять с собой трофейный пистолет. С одной стороны жест доброй воли, с другой — ни малейшего риска.
Но при таком количестве личного состава возникал резонный вопрос: это же скольких детей надо было увести Крысолову, чтобы они тут расплодились с такой эффективностью? Забавно, что на военной базе вообще были дети, хотя это вполне объяснимо, ведь офицеры живут в домах, а не на казарменном положении, так что у них и семьи должны быть, и дети, но все же я не думал, что в таких вот масштабах. Две роты, это около шестидесяти человек. Да и вряд ли Крысолов пригнал сюда весь свой личный состав. Ну, получается, около девяноста человек должно быть в его распоряжении при наблюдаемом положении дел. Для ровного счета можно взять сотню.
Для рождения сотни детей понадобится минимум пятьдесят пар, а это те же сто человек. А более чем по два ребенка одна пара родить не успела бы, иначе бойцы, или часть бойцов, была бы помладше, чем они есть. Выходило, что либо кто-то действительно, под шумок эвакуации, похитил сотню детей обоего пола, либо не надо было привязывать число пар к числу родившихся на острове. Тут могли править совершенно иные этические законы, далекие от привычной многим моногамии. И, поскольку у меня маловато данных было на этот счет, я решил повременить с предположениями, а побольше фиксировать факты.
Кроме бронетранспортера и вооруженных пулеметами внедорожников, я заметил у здания и пару странных, двухколесных машин. Безусловно, это были мотоциклы, мне доводилось их видеть в фильмах, но вот вживую — никогда. Меня провели к одному из внедорожников. Один из сопровождавших солдат открыл заднюю дверцу и предложил мне забраться на сиденье. Я устроился в кресле, а солдат сел рядом, пристроив пулемет между коленями. Водитель только ждал команды, и когда солдат велел ему ехать, он завел мотор, подал несколько звуковых сигналов и немного отогнал машину назад, чтобы дать возможность остальному транспорту сформировать впереди и позади нас колонну.
Так что, когда мы тронулись и выехали на городские улицы, эскорт получился внушительный. Он и выглядел круто, и с практической точки зрения был продуман как нельзя лучше. Впереди колонны держались мотоциклисты. Они то вырывались вперед, скорее всего, на разведку пути, то возвращались и следовали с общей скоростью.
— У меня тут друзья неподалеку, — сообщил я солдату. — Может, возьмем и их?
— Если есть связь…
— Вы же знаете, что она есть, — сказал я. — Иначе откуда вам знать мое имя, если не из переговоров?
— Мне его сообщили, — спокойно ответил боец.
Он поднял забрало шлема и улыбнулся. Скорее всего, он говорил правду.
Я вызвал Алекса. Оказалось, что они с Ольгой успели довольно близко подтянуться к приемно-передающему центру и видели, как колонна проследовала мимо них. Но мы отъехали далеко, и догонять им нас было уже не с руки, так что я предложил Алексу возвращаться домой и ждать моих дальнейших распоряжений, а самому ни во что не вмешиваться. Он спросил, где машина и обрадовался, узнав, что я оставил внедорожник у входа в здание.
На Алекса можно было положиться, он был обязательным человеком, и если сказал, что будет сидеть тихо, значит, так оно и будет. Если не напьется, конечно. Потому что в пьяном виде он был способен на многое и не утруждал себя излишним контролем. Но об этом точно можно было не беспокоиться — не тот случай.
