– Я Антиох, – отвечает человек. У него отсутствующий вид, и он говорит невнятным голосом. – Я тут покуриваю. Не желаешь ли присоединиться?
– Нет, – отказывается Нагасена.
– Да брось, – смеётся Антиох. – Я же вижу, как ты смотришь на трубку. Ты любитель смолки, уж это я всегда могу сказать.
– Может, и был когда-то, – признаёт Нагасена.
– Это на всю жизнь, – хихикает Антиох. Сатурналия и Головко пробираются к ним через обломки.
– Они здесь были, да? – говорит Нагасена.
– Кто?
Головко ударяет Антиоха наотмашь, так что тот слетает со стула и обрушивается на обломки опрокинутого шкафа. В его кожу впивается стекло, но ему, похоже, всё равно. Он сплёвывает кровь и не протестует, когда Головко вздёргивает его на ноги, ухватив за грязную ночную сорочку.
– Предатели-космодесантники, – рычит Головко. – Они здесь были, мы знаем, что они здесь были.
– Тогда зачем он спрашивает? – удивляется Антиох.
Головко отвешивает ему новую оплеуху, и Нагасена говорит:
– Довольно. Этот человек курит смолку мигу. Ему будет всё равно, если ты его изобьёшь. Он этого даже не почувствует.
Головко не выглядит убеждённым, но пока что оставляет хирургеона в покое. Сатурналия поднимает перевёрнутый стол, липкий и лоснящийся от крови. Он наклоняется, чтобы понюхать его поверхность, и кивает.
– Кровь космодесантника, – сообщает он.
– Они пришли к тебе за помощью, – говорит Нагасена. – Что ты для них сделал?
Антиох пожимает плечами и наклоняется за упавшей трубкой. Он нежно дует на её чашу, и та озаряется тёплым, манящим оранжевым светом. Он затягивается и выпускает серию идеальных дымовых колечек.
– Да, – произносит он, – они здесь были, но что я знаю об их анатомии? Я ничем не смог помочь тому здоровяку. Он умирал ещё до того, как я успел к нему притронуться.
– Один из них мёртв? – спрашивает Сатурналия. – Кто?
Антиох кивает, как во сне:
– Припоминаю, что они называли его Гифьюа.
– Гвардеец Смерти, – кивает Головко. – Хорошо.
– Что насчёт Кая Зулэйна? – спрашивает Сатурналия. – При них ещё был астропат.
– Так вот кем он был? – отзывается Антиох. – Точно, у парня не было глаз. Мне и в голову не пришло, что он астропат. Я думал, они все живут наверху, в Городе Прозрения?
– Не этот, – говорит Нагасена. – Он был сильно изувечен. Он ещё жив?
Антиох улыбается и пожимает плечами, словно этот вопрос его больше не заботит:
– Я его, конечно, заштопал. Почистил ему в глазах, набил рану стерильной марлей. Хотя ему от этого ни тепло, ни холодно.
– Что ты имеешь ввиду?
– Я имею ввиду то, что он умирает, – огрызается Антиох. – Слишком сильная травма, слишком сильная боль. Я навидался такого в Армии. Некоторые ребята просто сдавались, больше не в силах выносить мучения.
– Но он всё ещё жив? – давит на хирургеона Нагасена.
– В последний раз, когда я его видел, – да.
– Что здесь произошло? – спрашивает Сатурналия. – Зачем сюда приходили те люди, которые лежат снаружи?
– Люди Бабу? Я не знаю, но они хотели, чтобы те вышли и сдались.
Нагасена кивает: его подозрения о том, что люди Бабу Дхакала знали о находившихся здесь Астартес, только что получили подтверждение. В таком месте, как это, тяжело удержать что-либо в тайне, но зачем человеку, модифицировавшему этих людей, активно искать сражения с космодесантниками? Не мог же он не понимать всей степени смертоносности этих воинов? Зачем ему отваживаться на конфронтацию с Астартес, если только у них не было чего-то, в чём этот человек нуждался настолько, что готов был рискнуть жизнями такого множества людей.
– Но они не сдались, – продолжает меж тем Антиох, содрогаясь от воспоминаний, даже несмотря на блаженный наркотический дурман. – В жизни ничего подобного не видел и надеюсь, что больше не увижу. Они порвали людей Бабу в клочья, как каких-нибудь лохов, прямо у меня на глазах. Шестеро против тридцати, и они убили их, словно это было раз плюнуть. Один только Гхота ушёл живым.
– Гхота? Он один из людей Бабу Дхакала?
– Он самый, – подтверждает Антиох. – Здоровый сукин сын, почти такой же дюжий, как те, на чьём хвосте вы сидите. И, если позволите сказать, то я не думаю, что вам нужно их разыскивать. Даже если в живых осталось всего пятеро, в моём понимании, у вас недостаточно солдат, чтобы их угомонить.
– Пятеро? – спрашивает Нагасена.
– Гхота убил белобрысого, – отвечает Антиох, и Нагасена с Сатурналией обмениваются обеспокоенными взглядами. В воздухе повисает невысказанный вопрос, который они разделяют, как общую постыдную тайну. Что за смертный может убить космического десантника?
– И где они теперь? – допытывается у хирургеона Головко. – Куда эти предатели отправились после того, как ты посодействовал их побегу?
– А, до этого я вам помогал, но не думаю, что хочу вам ещё что-нибудь рассказывать, – говорит Антиох. – Похоже, это будет неправильным.
– Мы – слуги Империума, – заявляет Сатурналия, нависая над хрупким хирургеоном, который смотрит на него снизу вверх, как ребёнок, упорствующий перед своим отцом.
– Может и так, но во всяком случае, они вели себя честно, – говорит Антиох.
Нагасена шагает между Антиохом и Головко, прежде чем тот успевает ударить хирургеона. Он жестом подзывает адепта Хирико:
– Сможете разыскать в его разуме нужную вещь?
Хирико осторожно шагает к Антиоху через обломки. Тот смотрит на неё настороженно, но не произносит ни слова, и она помещает свои ладони на его виски.
– Что она делает? – спрашивает Антиох.
– Тебе не о чем волноваться, – заверяет его Нагасена.
Это не убеждает хирургеона, и он смотрит на Хирико с подозрением, нервно поблёскивая глазами.
– Кто она такая? – спрашивает он.
– Я нейролокутор, – говорит Хирико в качестве объяснения. – А теперь сиди смирно, или пострадаешь.
Она закрывает глаза, и Антиох напрягается в ожидании боли.
На что может быть похож разум человека, который одурманен квашем? Возможно ли в принципе извлечь из него что-то полезное? Или его ум подобен крепости, где врата распахнуты, а все двери оставлены незапертыми?
Хирико не двигается почти минуту, потом с силой выдыхает, и её руки соскальзывают с головы Антиоха. Она смотрит остекленевшими глазами, и Нагасена гадает, не перекинулось ли на её сознание воздействие кваша.
– Ох, – произносит она, тряся головой.
– Вы что-нибудь добыли? – спрашивает Нагасена.
Она кивает, всё ещё избавляясь от последствий своих изысканий в разуме Антиоха. Хирургеон выглядит напуганным, и Нагасена осознаёт, что Хирико избавила его от наркотического опьянения. Теперь Антиох вынужден столкнуться с реальностью, не имея возможности спрятаться за утешительной завесой дури, и мир становится пугающим местом.
