Допиваю чай, когда зовут – пора, машина прибыла. Водила с усмешкой превосходства смотрит на ком всякого разного, двигающийся к его таратайке, потом замечает меня внутри кома и даже снисходит в помогании при загрузке в машину.
Я успеваю заметить только, что мы пересекли КАД, справа появилось кладбище – а уже и сворачиваем влево. Грозный, побитый погодой старый щит «Стой! Стреляют!» – и выкатываемся на аэродром, надо полагать. Хотя первое впечатление, что это табор какой-то – разношерстные машины, строительные вагончики, в просвете между ними миниатюрный бело-синий самолетик какого-то игрушечного вида. Когда вылезаю из машины, вижу наконец и взлетную полосу – тут в ее начале как раз все и собралось, дальше пустая полоса с легким снежком.
Народу не очень много, но двое сразу подходят, причем отнюдь не летуны, а обычные мореманы. Начинают расспрашивать, кто да откуда. Поневоле в голову приходит мысль, что у татар с монголами это дело было поставлено лучше – повесили тебе пайдзу золотую или серебряную, и носись безвозбранно. Или вот вариант – таки документы себе годные выправить.
Водитель подтверждает, что я – это действительно я, и помогает вывалить все мое приданое, отчего у старшего патруля – молодого лейтенанта (черт его знает, как он по-морскому называется, но звездочек у него на погонах по две) возникает желание восхищенно присвистнуть и спросить: «А где картонка и маленькая собачонка?» Отмахиваюсь от шутника, прошу присмотреть за грузом и бегу в направлении, которое он мне указал.
Оказывается, нужный мне летчик находится в учебных классах – в одноэтажном провинциального вида домике, единственном цивильном среди кучки кунгов и стройвагончиков. Окна на домике закрыты свежеприколоченными решетками. Вахтер меня тормозит, но быстро опознает. Видно, что меня даже словесно описали, не иначе, и вызывает Колю. Вот с ним мы и полетим.
Летчик Коля оказывается совсем молодым светло-русым симпатичным парнем, с таких раньше плакаты рисовали. Прямо образцовый отличник боевой и политической подготовки. Одет элегантно, но как-то это сидит все на нем – и высокие ботинки, и комбез, и летная куртка – аккуратно, но не по-пижонски. И с ходу выговаривает мне за двадцать три минуты опоздания.
Второй выговор получаю, когда начинаю таскать свое добро.
– Да вы сдурели, что ли? – вежливо спрашивает меня образцовый летчик.
– Ну может и сдурел, только самую малость. Мы ж, если все благополучно будет, моих родителей заберем. Но там же еще люди остаются, в деревне-то. Вот, значит, чтоб не обижались – подарки.
– А толпа не набежит в самолет набиваться?
– Ну не, там народу раз-два и обчелся. Старики.
– А каска зачем? Бронежилет?
– Думал на пол постелить. Мало ли, снизу, например, обстреляют.
– Глупости. Михалыч уже машину дополнительно бронировал – кресла и пол, так что жилет ни к чему. А мне еще свой груз размещать, не ради ж вас только рейс. Еще люди есть. Ладно, сейчас мои коробки поставим, потом ваше – что влезет. Пока давайте, каску и бронежилет отдайте охране. И в туалет сходите – все на пять-шесть кило легче лететь будет.
Улыбается. Пошутил, значит.
Когда возвращаюсь, вижу, что мое добро закинуто в салон. Маленький салон у этого самолетика, четырехместный всего, да и самолетик мацупусенький – метров десять размах крыльев, да в длину метров шесть, игрушечный какой-то. Этакая малолитражка с крылышками. Вблизи оказывается, что он не просто бело-синий, еще и полосочка красная кокетливая по борту. Поверх моего груза уложено несколько картонных коробок с какими-то веревками и вроде как парашютами.
Летчик Коля морщит нос, глядя на багаж, не нравится ему эта куча добра. Решаю умаслить его по старой партизанской методе – идею эту давно вычитал: летчики, возившие в партизанские края всякое добро, в принципе имели все, но вот на боевые трофеи были падки, потому подарок в виде немецкого пистолета или кинжала всегда принимали с удовольствием; они ж вроде как и воевали, и под обстрелом были, но при этом не соприкасались с врагом и потому чувствовали себя чуток неудобно. А привезенный с собой «вальтер» или кортик позволял избавиться от такого дискомфорта. И коротышка «кедр» с патронами оказывает именно такое воздействие. Пилот с удовольствием вертит в руках остро пахнущую горелым порохом машинку. Извинения, что агрегат с пылу с жару и потому не почищен и не пристрелян, воспринимаются благосклонно и, по-моему, только повышают ценность милицейской пукалки. С сожалением летчик уносит рюкзачок и пистолет-пулемет в зеленый армейского вида кунг, явно снятый с какого-то грузовика. За кунгом виден древнего вида такой же зеленый автобус, настолько допотопных очертаний, что я не удивился бы, если это трофей с Великой Отечественной. Насколько я понимаю, это пункт управления полетами. Или метеостанция. Или и то, и другое. А еще над кунгом вяло трепыхается выцветший флаг ВВС.
– Ладно, пора, – говорит вернувшийся пилот, осматривает лыжи (я только сейчас замечаю, что наш агрегат на лыжах) и залезает в кабину. Пристраиваюсь на сиденье пассажира.
– Если лыжи не примерзли, взлетим сразу. Но как бы не должны были примерзнуть, – бурчит себе под нос летчик. Кабина тесноватая, да и мы не в футболках. Зато приборная доска весьма пошарпанного вида не пугает кучей приборов. Всяких циферблатов – ну раза в два побольше, чем в автомобилях. Сразу узнаю индикатор топлива. На душе становится как-то легче, тем более что таких индикаторов аж две штуки, значит, топлива у нас достаточно. А еще узнаю, что могу смотреть на время полета – тоже с моей стороны индикатор.
– Пристегнитесь, поехали. И наушники наденьте, может пригодиться.
Летчик пощелкал тумблерами, взялся за рычаг, и двигатель заревел весьма внушительно. И винт слился в прозрачный круг. Тронулись и покатили по полоске между двумя зарослями подлеска – неширокая полоса, метров пятьдесят, да и не вся покрыта бетоном, хотя из-за снега не поручусь.
Лыжи не примерзли, взлетели как-то очень быстро и легко. И стало гораздо тише.
Пока гляжу на проваливающую вниз землю, вымахиваем на Финский залив. Лихое, не подумал бы, что понравится, а вот гляди-ка ты… Дурацкое ощущение восторга – и оттого, что лечу к своим, и оттого, что просто лечу, а на таком смешном самолетике это почему-то куда сильнее ощущается, чем на солидных лайнерах.
– Задачка такая на этот рейс. В двух точках сбрасываем груз – это рации в коробках. Так что там, где обнаружены живые, будете аккуратно коробки с парашютами выгружать; и осторожно, чтоб не зацепилось за стабилизатор парашютом. Потом идем к вашим родителям. Вам дам пару часов на сборы, а сам сгоняю за Новгород. Потом за вами вернусь. Времени у вас нет практически вовсе, потому не сусолить. Чем раньше успеете, тем лучше – вылетим раньше.
