Иванов Пантелеймон Григорьевич. Фамилия — псевдоним. Начинал в КГБ СССР в ведомстве генерала Шебаршина, в подразделении «С», о котором было известно буквально десятку людей. Нелегальные операции по поддержке режимов Замбии, Мозамбика, Никарагуа, Кубы, Ирака. Финансовые махинации на международных биржах в пользу угодных Кремлю диктатур. Обязанности: эмиссар-челнок Центра по передаче указаний внедренным резидентам. По обнаружении у него паранормальных способностей, как-то: распространение собственного блока пси-защиты на третье лицо, суггестика, спорадически проявляющийся телекинез — был взят Рогожиным в свой суперсекретный «парапсихологический отдел». Один из немногих, отказавшийся перейти вслед за Рогожиным в его отпочковавшуюся «фирму». Бессребреник. Альтруист. Правдоискатель. Остро переживает безобразия, творящиеся на самом верху, и свято блюдет собственные обязанности в Управлении Охраны Президента, учрежденном на месте Службы безопасности Президента в связи с уходом Коржакова. К сожалению, несмотря на сугубо привлекательные личные качества, именно он наносит астральной сфере наибольший вред, так как его практика включения под создаваемый им купол, или, как он называет, «кокон», не просто искажает или даже ломает Мировые линии, а начисто уничтожает их, оставляя после себя зияющие бреши в сплетении незримых сфер Мира, как пролетающий близко к озоновому слою стратосферный самолет сжигает озон после себя, заставляя края пробитого участка стягиваться вдоль нанесенной раны, тем самым утоньшая весь слой в целом. Миру еще повезло, что Пантелеймон Григорьевич не постоянно находится на службе, да и там прибегает к своему дару лишь в особых случаях. Скажем, при выступлениях Президента на открытой аудитории, да и то не всегда. На высших саммитах он — в окружении, и даже при разговорах «один на один» находится за ближайшей стенкой. И ведь он, обладающий этим редкостным даром, настолько необычным, что и единого термина не придумано, — он не один такой, хотя и сильнейший среди ему подобных. Астрал Земли, астрал этого Мира в точке, занимаемой человечеством, полон зияющих дыр, словно в озоне над Антарктидой. И словно убийственный ультрафиолет, льется через них сюда, в Мир, то, чего здесь быть не должно. В ваш Мир, люди!
Овальный стол в зале этого особняка был почти точь-в-точь, как у Локо. Михаил оглядел их, сидящих в креслах с высокими прямыми спинками. Резные дубовые кресла, как все в доме, были очень старинными и дорогими. Символы богатства и прочности — чего стоят все они перед стучащейся в двери Судьбой?
Их, таких сильных и могущественных настолько, что им даже не требуется видимая власть, что свело их сюда?
Тот же страх, что не дает душам в лагере ступить в черные воды Леты, что гонит прочь от черных мечей танатов, что заставляет этих, видящих насквозь, видящих «за тысячу миль», способных внушить собственную мысль другому, ничем, в общем-то, кроме этого странного свойства, не отличающемуся обитателю их Мира, — наделенному разумом в той же степени, что и они; их, передвигающих взглядом предметы и охраняющих президентов, — их заставил сорваться и примчаться сюда, чтобы предложить Перевозчику сделку (если согласится) или взятку (если возьмет), этот же изначальный и необъяснимый страх. Как ни унизителен он, как ни противен. Страх переселения. Потому что не будь его заложено в устройство Миров, чем бы регулировались они? Как держались бы сущности за свой Мир, как удалялись бы из него чужие, как отправлялись Ладьи и каким образом продолжалось бы движение душ от одного Мира к другому? Притча притч — о башне, о Вавилоне, о столпотворении. Потому что, когда все смешается, то рухнет равновесие, и — «Хаос придет безграничный, и темный, и вечный…»
Все так, Перевозчик. Все логично и стройно. Откуда же твои сомнения?
— Ваш Мир уже начал разрушаться, вы почувствовали это на себе. Ваши аномальные способности либо резко снизились, либо отключены вовсе. Это — самый тонкий, так сказать, уровень взаимодействия. С каждым новым «ударом» распад связей в Мире станет углубляться. Когда их ждать, новые, — я не знаю. Сколько их понадобится для полного распада вашего Мира, не знаю тоже. Один или два, а может быть, потребуется целый десяток — кто скажет?
Перевозчик усмехнулся, как часто у него это бывало, по причине, известной одному ему.
— Увы, и это не самое худшее, не все. Гибель именно этого Мира отчего-то повлечет за собой разрушение всех остальных Миров, о бесконечности которых мне, может быть, известно лишь немногим больше вашего. Причины такой зависимости мне не открыты. Может, именно в этом Мире и именно в этот момент его существования предпринимается неоправданно много опрометчивых попыток воспользоваться силами, о могуществе которых вы уже догадались, а собственную неспособность удержать их признать упорно отказываетесь. И даже признавая, втайне от самих себя, стыдясь и прячась за гордыней, которую зовете величием духа человеческого, — и тогда не можете удержаться, чтобы не приоткрыть этот ящик Пандоры.
Силам, которые вырвутся оттуда, уже вырвались, безразлично, чем руководствовалась рука, отпирающая замок. Хотела она распахнуть настежь или приоткрыть малую щелочку. Освободить испепеляющий пламень или согреться у тонкого ручейка тепла, выпустив его для себя лично.
В начале нашей встречи я представился и вкратце познакомил вас с содержанием моей нынешней миссии в вашем Мире. Еще раз повторяю, что сказанное мною — правда. Мне приходится вновь говорить это, так как последние мои слова, боюсь, могли вас неверно сориентировать.
Еще раз: я пришел не за вами. Не вам следует опасаться стать кандидатами на перемещение из этого Мира. Не наличием у любого живущего необычных, паранормальных свойств определяется принадлежность или чужеродность его по отношению к его Миру. В подавляющем большинстве случаев носитель чужой сущности и не подозревает о том, что в его ментальном пространстве пребывает часть постороннего, вносящего в Мир толику Хаоса.
Вам сейчас бояться нечего. Кроме того, разумеется, — Перевозчик, вновь начиная чувствовать себя Михаилом, развел руками, — что грядет по отношению ко всему вашему Миру и что стало возможно не без вашего, пусть не на то направленного участия. Разделить со своим Миром общую участь, эта… по меньшей мере достойно, нет?
По слушавшим его прошло движение. Приговор откладывался, пусть даже в него мало кто из них по-настоящему поверил. Олег украдкой взглянул на остальных. Роман еще ниже пригнулся к столу. Антонина скривила губу и надменно отвернулась, медленно, но верно закипая. Пантелей сидел просто молча. Марат Сергеевич слушал очень внимательно. Аланчик выглядел особенно мрачным. О нем сегодня было сказано нечто неизвестное.
