– У городов, как и у людей, тоже могут быть Двойники. Они появляются, когда город находится на грани уничтожения. Если Оригинал вымирает подчистую, Копия может остаться. Выжить. Ну, или, скажем, погибнуть не так сильно. Она даже может просигналить о себе в эфир. В радиоэфире сейчас много фантомных сигналов.
– Города-Двойники? – Стас попытался осмыслить услышанное. – Это вообще как? Как параллельные миры?
– Как параллельные города. Так будет точнее.
Да, Колдуна бывает очень трудно понять.
– Ты упомянул какую-то ростовскую историю. – Стас вернул разговор в прежнее русло.
– Да, упомянул. Она похожа на нашу. – Колдун засмеялся неприятным скрипучим смехом. – Знаешь, Стас, Двойники ведь есть не только у людей и построенных людьми городов. У историй – тоже. Многое в этом мире повторяется. Кто-то впускает в свои и чужие дома муранчу, кто-то – камнегрызов. Кто-то при этом руководствуется одними соображениями, кто-то другими. Кому-то помогает безумец-фанатик, вообразивший себя спасителем чужих душ, кому-то – влюбленный, который мечтает спасти лишь одного человека.
Лёня. Катя… Стас вздохнул. Последние слова Колдуна он понял. Все остальное было как темный лес. Темный-претемный…
– Здесь так темно, – сказал Стас.
– Можешь включить свет, – предложил Илья.
– Не могу. – Стас покачал головой. – «Крот» сломался.
– Этот «крот» не ломается. Сломался тот, что остался в «Аиде». А тот, что прошел над адом, будет работать столько, сколько нужно. Сколько тебе это по-настоящему нужно. И, судя по тому, что «крот» все еще здесь, ты в нем еще нуждаешься. Так что можешь включать свет. Можешь даже плыть на этой подземной лодке дальше.
– Как? – удивился Стас.
– Нужно просто нажать на кнопку.
– Какую?
– Это не имеет значения, Стас, – устало вздохнул Колдун. – Любую.
Стас нажал ту, что первой попала под пальцы.
* * *
Пульт управления ожил и замигал. Вспыхнуло освещение – не аварийное даже, обычное, показавшееся после кромешной тьмы ослепительно ярким. Что-то завибрировало. Похоже, работал двигатель. И бур, и шнек тоже работали. Только без звука. На этот раз все было совершенно бесшумно. Стас догадывался, почему: шум – всего лишь иллюзия, которая требовалась экипажу «крота» раньше, чтобы чувствовать себя живыми. Теперь, когда все мертвы, вернее, когда все знают, что все мертвы, это никому не нужно. Теперь все происходило иначе.
Призраки ведь на самом деле не нарушают тишину. Даже призраки-машины.
Стас подумал о том, что силовой и реакторный отсеки располагаются не на отвалившейся корме, а за отсеком управления, ближе к носу. Но это, наверное, уже не важно. Если бы «Боевой крот» потерял и их, вряд ли что-то изменилось бы. Мертвые машины двигают не двигатели.
– Надо же… – Колдун опять заговорил с ним из-за спинки кресла. – У тебя получилось.
– Тебя это удивляет? – Стас снова не стал оборачиваться. – Ты сам посоветовал нажать кнопку.
– Хотелось проверить.
– И что?
– Проверил. Ты действительно все еще цепляешься за жизнь, которой у тебя больше нет. Ты смог даже оживить мертвую машину.
– И что это значит?
– Бесприютность. Что-то не дает тебе покоя, Стас. Не позволяет упокоиться, понимаешь?
– Успокоиться?
– Нет, именно упокоиться.
– Что не дает?
– Этого я знать не могу. Этого никто не может знать, кроме тебя. Ты чего-то не доделал в той жизни, Стас. О чем-то не договорил. Чего-то не досмотрел. Подумай…
Он думал некоторое время. Колдун не мешал. Они молчали.
– Помнишь, давно, в самом начале… – наконец заговорил Стас. – Еще в той жизни. Еще при жизни.
– Что?
– Ты как-то спрашивал меня, чего я хочу больше – войти в команду «ашников» или быть с Катей.
– Ну.
– Тогда я сказал, что не знаю. А ты сказал, что если бы я любил Катю, то ответил бы иначе. Ты сказал правильно. Я – нет. Я хотел бы быть с Катей.
– Знаю. В Казани ты втягивал Катю в лодку, рискуя жизнью, которой у тебя уже не было. И после ДУК-камеры ты проклял меня из-за Кати.
– Рискуя жизнью, которой у меня не было, – задумчиво повторил Стас. Он зацепился за эту фразу. – А ведь Катя тоже была мертва. Уже тогда.
– Была, – согласился Колдун.
– И как же живые казанцы смогли подстрелить отравленной стрелой мертвую Катю?
– А с чего ты взял, что они живые?
– Они что… тоже?
– Многие в этом мире – «тоже», Стас. Но немногие осознают это в полной мере. Поэтому мертвые часто кажутся живыми себе и другим. Даже Ящер принял Катю за живую, потому что она сама искренне верила в это. Ну и, может быть, еще потому, что по-настоящему живые под землю давно не попадают. Так что не с кем сравнивать. Но важно не это.
– А что? – спросил Стас.
– Важно не казаться, важно разобраться в себе. Как сделал ты.
– Я разобрался? Да я всю дорогу только и делал, что запутывался!
– Нет, Стас, ты разбирался. Ты и правда любил Катю, а не «А»-сектор. Ты хотел быть с ней, а не в «офисе». Или, скажем так, с ней ты хотел быть больше, чем стать «ашником». Просто ты не сразу понял это. Даже я не понял этого сразу.
Стас невесело усмехнулся:
– Наверное, потому, что не хотел понять. Тебе самому нужна была Катя. Гришко говорил, что ты положил на нее глаз и только ради нее согласился участвовать в авантюре с камнегрызами и вынужденной эвакуацией.
– Да, она мне нужна. Была. – Колдун выделил последнее слово. – Но когда умираешь, вернее, когда осознаешь себя мертвым, некоторые желания и привязанности утрачивают былое значение или пропадают совсем. Если они не были важны по-настоящему.
«Значит, Катя для тебя не так уж и важна», – подумал Стас.
– А некоторые желания, наоборот, усиливаются, – сказал он. – Если они были важными.
– Так тоже бывает, – не стал спорить Илья.
Но Стас уже не хотел с ним разговаривать. Сейчас он хотел другого.
– Я хочу увидеть Катю, Колдун.
– Зачем?
А вот теперь Стас обернулся. Голос принадлежал Катерине. Колдуна за его креслом не было. Призраки – такое дело: умеют появляться и исчезать в одно мгновение. Или подменять друг друга.
– Зачем ты хотел меня видеть, Стас?
* * *
Она выглядела как раньше, еще до того, как ее изуродовал яд отравленной стрелы. Только теперь на Кате было платье. Белое, легкое, воздушное. При жизни она такого никогда не носила. Таких в «Аиде» вообще не носил никто. А главное, она больше не боялась Стаса. Смерть придала Кате смелости. Лицо ее было грустным, глаза – мертвы и безрадостны.
Кто она, эта Катя. Та, которую он знал, или совсем-совсем другая? Призрак умершего человека и уже после смерти принесенного в жертву или его, Стаса, собственная фантазия. Тоже – фантазия мертвеца. Фантазия призрака, думающего о призраке…
