«Ах вот оно что… — Уоттер немного помолчал. — Но если дубликат от оригинала ничем, кроме оболочки, не отличается, чем он хуже?»
Я вздрогнул.
«А откуда взялась оболочка, да еще такая шикарная?»
Я знал, что при полной амнезии применяется метод наложения чужой памяти, но случаи использования энцефалон-матриц крайне редки.
Дальше можно не пересказывать — Уоттер записал наш разговор.
Звездный Волк, в продолжение всего рассказа вертевший в руках диктофон, включил его:
«— Оболочку сделали.
— Одну?
— Одиннадцать.
— Значит, все люди, работающие на Базе, вовсе не люди?
— Разве Раули не человек? Или Виктор? Ну ладно, не будем ходить вокруг да около. Метод наложения энцефалон-матриц был разработан более тридцати лет назад…
— Но применяется очень редко. Вопрос о целесообразности двойников обсуждался уже на всех уровнях и…
— Да. Именно поэтому я заканчиваю свои исследования на Нелыси, а не на Земле.
— Но кому нужны двойники, дубликаты живых людей?
— А неживых? И кроме того, ведь это люди. А люди нужны людям. Да и самим себе тоже. Зачем женщины рожают детей?
— Хорошо, но зачем тебе, именно тебе нужны двойники?
— Сначала мне нужен был лишь один двойник — копия моей жены. Она, я имею в виду оригинал, полюбила другого, но жить без нее я не мог.
— И… ты сделал дубликат?
— Да, она работала в моей лаборатории, и достать матрицы ее мозга не составляло труда. В архиве имелись матрицы всех сотрудников.
— Но надо же было внести в них какие-то изменения, а на современном уровне науки, я слышал…
— Матрицы были сделаны до того, как Мирабель ушла от меня.
— А остальные сотрудники Базы?
— Тоскливо жить одному. И даже вдвоем. Кроме того, один положительный результат — это еще не результат, а я хотел продолжать работу, и мне были нужны помощники.
— Понятно. Ты создал еще десять человек. Но неужели люди соглашались, чтобы ты использовал их матрицы?
— В основном да… Все необходимое я обговорил и приготовил еще до постановки первого эксперимента, и, давая согласие, мои друзья ничем не рисковали.
— Ладно, оставим в покое матрицы. Но как тебе удалось достать столько оболочек, откуда?
— Я же говорил — сделали. Елизавета Изгарова, не та, которую ты видел на Базе, а другая, оригинал, работающий на Земле в Институте биомоделирования, — моя сестра.
— Ну и что?
— Она один из лучших конструкторов биологических структур.
— Я плохо разбираюсь в биомоделировании и…
— Великолепное признание. Но в этом вообще мало кто разбирается. Так вот, моя сестра закончила работы профессора Мурасаки и в состоянии смоделировать любое животное и даже, грубо говоря, вырастить человека в пробирке. Ну, естественно, не она одна, а институт, которым она руководит.
— Может вырастить гомункула?
— Вот именно. Нужно только задать параметры, а еще лучше — подыскать модель…»
Звездный Волк выключил диктофон.
— Уоттер с сестрой еще в детстве мечтали о создании двойников, их мать погибла, когда они были совсем малышами. Ты понимаешь? Они хотели, чтобы на Земле не было сирот. Ведь сделать энцефалон-матрицы не так уж сложно.
— Это бессмертие?
Звездный Волк кивнул:
— И бессмертие тоже.
— Значит, на Земле об этом еще никто ничего не знает?
— Знают несколько человек из института Изгаровой. Именно поэтому я и хотел с тобой посоветоваться. Изгарова уже докладывала в Совете о своих работах, но про эксперимент, проводимый Уоттером, здесь пока неизвестно.
— Он хотел, чтобы ты доложил Совету о результатах его исследований?
— Да. Он собирался сделать это сам, но раздумал. Вместо него на Землю прилетела Гастель. Раули Гастель.
Гастель слегка кивнула, подтверждая все сказанное Звездным Волком.
— Так что ты можешь посоветовать?
— Разве вы еще не решили, что делать?
Звездный Волк пробормотал что-то нечленораздельное и распушил свою замечательную бороду.
— Я-то решил, но мнение человека незаинтересованного… Да, кстати, вот кто послужил прообразом двойников.
Он протянул мне кассету.
Я вставил ее в приемник, расположенный под креслом.
Видеостена на мгновение погасла, потом в глубине ее возникла скульптура.
— «Аполлон из Помпеи», — пояснил Звездный Волк.
«Аполлона из Помпеи» сменила следующая скульптура.
— «Дискобол» — скульптор Мирон, «Дорифор» — скульптор Поликлет, «Юноша из Марафона» — скульптор неизвестен, так называемая статуя Германика, — комментировал Звездный Волк смену скульптур в глубине прозрачной стены. — «Нимфа» Клодиона, середина восемнадцатого века, «Нимфа» Лоренцо Бартолини, тот же век, «Три грации» Антонио Кановы.
Изображения в стене погасли.
— А…
— Тебя интересует, кто послужил моим прототипом? — спросила Гастель, поднимаясь со своего кресла. — Я сделана по оригиналу. Ее, то есть меня первую, звали Мирабель. Разойдясь с Уоттером, она вышла замуж за Аланэ, и с нее он лепил центральную фигуру в композиции «Река».
Это действительно была она! Я знал и любил эту скульптуру! Ну как же я не догадался сразу? Значит, она была женой Уоттера…
— А Уоттер?
— Надеюсь, он понял свою ошибку и не будет делать второго двойника Мирабель, — тихо сказала Гастель и отвернулась.
Звездный Волк обнял ее за плечи и привлек к себе.
— Так какой же совет ты мне дашь? Они ведь люди. — Он глазами указал на Гастель.
— Совет? — Я не мог скрыть удивления. — По-моему, ты ждешь не совета, а поздравлений. И я тебя поздравляю. С Нелыси ты привез кое-что получше жира панцироносцев. Гастель, до знакомства с тобой он не был склонен к сомнениям и колебаниям!
— Из мальчика он превращается в мужа, — улыбнулась Гастель и посмотрела на Звездного Волка снизу вверх.
— Жаль, я любил его уверенного и убежденного в своей правоте.
— Я тоже. Но если нас очень утомят его рефлексии, мы отправимся на Нелысь. К тому времени у «Умирающего галла» уже успеет отрасти борода.
Я с недоумением посмотрел на Звездного Волка.
— Понимаешь, я не мог отказать Уоттеру. Он так убедительно доказывал, что хорошего человека должно быть много, — виновато усмехнулся Рэд. — Но в матрицах мозга борода не фиксируется, а без бороды это буду уже не я, а совсем другой человек.
1987 г.
Рубин.
