Проще простого. Вопрос двух секунд. Короткий миг, а сколько ему предшествовало таинственности, угроз, убеждений, риска разоблачения… Даже немного обидно, что все случилось столь обыденно. Хотя ведь именно так и творится львиная доля мировой истории: отдал команду, нажал сенсор, завизировал документ… И отправил цивилизацию по новому пути развития.
Семен не стал любопытствовать, что за особый знак получил Хатори и как рассмотрел его на пикре среди мешанины из угроз и предупреждений. Семена это уже не волновало, поскольку он выполнил свою часть работы. Петренко также не волновало, войдет ли он в историю, как пообещал арбитр. Смертельная усталость навалилась на контролера неподъемным грузом, вдавила в кресло и опутала сетью глухой апатии ко всему на свете. Семену было даже безразлично, удалась задумка Штрауба или нет. Все равно маршал ощущал себя не героем, а лишь жалким винтиком в механизме глобального заговора, мелкой деталью, которой главный конструктор в любой момент легко пожертвует ради достижения своих целей.
Семен закрыл глаза, стараясь отрешиться не только от виртомира, но и от реальности. Теперь оставалось лишь ждать, когда за ним придут. Что скоро – это несомненно. Пособничество изменнику, обладание незаконной копией «Рубикона»… Грехов предостаточно. Непривычно осознавать, что ты уже не хозяин собственной жизни…
Давно Семен не слышал в стенах штаб-квартиры сигнала общей тревоги. На его памяти это происходило всего два раза; последний – при поимке того безумца, что навел панику, разъезжая по пригороду на самодельном автомобиле. Инфоресивер, который Петренко еще не отключил, сводил с ума воем сирены, разрывающей не только барабанные перепонки, но и мозг. Из допотопных настенных динамиков ей вторила дублирующая сирена, которая будоражила нервы и поднимала волосы дыбом. Семен инстинктивно подскочил из кресла, но тут же плюхнулся обратно. Можно было не суетиться. Поздно бежать к коллегам и строить из себя святую невинность – все проводимые на терминале операции строго протоколировались.
Между тем в Закрытой зоне начали происходить странные и одновременно любопытные вещи. Обилие предупреждений сгинуло, словно все тот же ураган выдул-таки стаю багряных листьев подчистую. Вместо красного единообразия виртомир запестрил цветами всевозможных оттенков. Закрытая зона играла красками, сверкала и переливалась не хуже масштабной рекламной голопанели, какие обычно устанавливались в центрах площадей. Правда, происходило все это в полнейшем беспорядке. Виртуальные декорации меняли цвета как им заблагорассудится, поверх них проступали какие-то незнакомые команды, а однажды Семену почудилось, что в буйстве красок он различил лицо самого Паскаля Фортрана, перекошенное в разъяренной гримасе. Или агонией умирающего в жутких муках. Петренко почему-то решил, что председатель Макросовета тоже заметил его – соучастника грандиозного преступления – и, прежде чем исчезнуть бесследно, проклял бедного Семена на веки вечные.
Безумие напоминало кошмарный сон фиаскера, страдающего от передозировки глюкомази. Глядя на этот хаос, можно было самому бесповоротно рехнуться. Впрочем, Семен не боялся сойти с ума, наоборот, всячески желал этого. Забыться в безумии до конца своих дней – неплохой выход из положения. Тогда и Антарктида покажется не такой мрачной, и обитатели ее – вполне приятными людьми. Однако, как назло, Петренко глядел на сотворенное им беззаконие и при этом оставался невозмутимым, как скала. Он уже и не знал, какое умопомрачительное событие должно было случиться в подлунном мире, которое лишило бы его рассудка. Уничтожение Макросовета являлось уже недостаточным поводом для сумасшествия.
Декорации Запретной зоны продолжали переливаться красками, теперь сменяющими друг друга гораздо чаще. Кое-где из антуража бесследно пропадали целые куски. На месте их тут же появлялась пустота, которая резко контрастировала с многоцветием остального виртомира. Пустота уже ничем не заполнялась, и эти дыры, коих зияло все больше и больше, невольно притягивали взор наблюдателя. Этакие темные пятна на солнце, точнее, черные кляксы на радуге – уродливая дисгармония, не походившая на творение рук человеческих. Скорее, в ней присутствовало нечто космическое – последствия какого-нибудь Большого Взрыва или искривления пространства.
Видоизменился даже инсталлятор «Рубикон». Из ультрасовременного войс-командера суфлер превратился во что-то отдаленно напоминающее замшелый камень, какие ставились в старину на распутьях, дабы создавать странствующим витязям лишние проблемы. Перечень оставшихся невостребованными дежурных команд «Рубикона» кривыми буквами усеивал этот валун, только увеличивая его сходство с древним придорожным указателем. С большим трудом Семену удалось прочесть нижнюю надпись: «Форматирование раздела «С» осуществлено на десять процентов…» При этом число процентов медленно, но неуклонно росло. Вместе с их ростом разрасталась и пустота, пожиравшая Запретную зону словно ржавчина.
– Вы справились, маршал! – довольно произнес арбитр, морщась от воя сирены и поднимаясь из кресла. – Прекрасная работа! Так и быть, я прощаю вам все ваши дерзости. Боюсь, теперь у вас возникнет масса проблем, но уверяю – это ненадолго. Мы не забудем вашей помощи, обещаем. Как только окончательно восстановим раздел «С» и наведем порядок в Запретной зоне, вы будете реабилитированы, а возможно, даже станете членом нового Макросовета. Для героя это будет несложно. Счастливо оставаться!
И, вернув инфоресивер Семену, он заспешил к лифту, намереваясь покинуть растревоженную штаб-квартиру.
Петренко не ответил. Он продолжал тупо пялиться в пикр, где перед глазами маршала «творилась история». Закрытая зона была уже практически неузнаваема и представляла собой сплошной хаос из остатков прежних декораций и черных провалов. Запертым в ней мнимым членам Макросовета некуда было деваться из этого хаоса – спасительное бегство в Открытую зону гарантировало им быструю отправку в карантин, где их неминуемо ожидала ликвидация. Даривший виртоклонам надежную защиту и убежище, бастион выгорал изнутри, а снаружи погорельцев подстерегали палачи-маршалы. Время виртоклонов, затянувшееся на гораздо больший срок, чем думали их создатели, подходило к концу. Болезнь виртомира, проникшая ему в мозговой центр, уничтожалась хирургическим путем вместе с частью здоровых тканей, но, по мнению Клауса Штрауба, это была необходимая жертва.
Семен не стал дожидаться, пока счетчик форматирования покажет заветные сто процентов или когда к нему на терминал ворвутся обеспокоенные коллеги. Сняв ключ, контролер покинул рушившийся виртомир и вернулся в реальность. Семену почему-то вдруг остро захотелось взглянуть на город, в котором он прожил всю свою жизнь. Взглянуть в последний раз перед тем, как его отправят в страну холода и вечных льдов. Обещания Хатори были лишь обещаниями; кто знает, увидит ли еще на самом деле Петренко родные места.
