Вторгшийся в его дом инсект медленно сползал на пол, скользя спиной по косяку выбитых дверей. Его выпуклые фасеточные глаза помутнели, что для Шевцова являлось неоспоримым признаком наступившей смерти.
«Дьяволы Элио… Я убил его…»
Последняя мысль гулко отдалась в очнувшемся рассудке порывом иррационального, запоздалого раскаяния, которое тут же испарилось, как только взгляд скользнул выше: в проеме дверей виднелся фрагмент улицы, где подле фасада противоположного здания, отреагировав на выстрелы и шум, остановились два вооруженных инсекта.
Вид безвольно сползающего по косяку двери сородича не мог быть истолкован ими двояко.
Антону казалось, что смерть пялится на него выпуклыми глазами целую вечность, хотя с момента, когда прогрохотала выбившая дверь очередь, прошло едва ли десять-пятнадцать секунд.
Его вновь начала сотрясать бесконтрольная дрожь. Вряд ли он смог бы спастись, действуя разумно, но рассудок вновь утонул в адреналине. Куда подевалась его терпимость — Антон боялся и ненавидел этих тварей каждым нервом, каждой клеточкой своего тела. Он даже не представлял, что на свете бывают чувства подобной силы, а жизнь способна вихриться сумасшедшим калейдоскопом событий, в которых словно принимает участие кто-то другой, посторонний, но не ты…
Он рухнул на пол рядом с мертвым инсектом, одной рукой подтаскивая к себе его тело, а другой на ощупь нашаривая осклизлый от сукровицы приклад автомата.
Оглушительная очередь прогрохотала прямо над головой, тело мертвого ксеноморфа несколько раз судорожно дернулось, принимая предназначенные Антону пули, а он уже отползал в глубь комнаты, сжимая в руках тяжелое, абсолютно непривычное оружие, с которым мог обращаться разве что по наитию.
Нет… Это не со мной…
Он сжался в углу, вздрагивая всем телом на звук коротких очередей, визг шальных рикошетящих пуль наполнял сознание неизбывной тоской, смерть, казалось, пляшет рядом, в каком-то миллиметре от неистово желающего жить тела…
В дверном проеме появилась неправдоподобно удлиненная, угловатая тень. Пальцы до боли впились в приклад, сенсорный бугорок гашетки поддался под чрезмерным усилием, но выстрелов отчего-то не последовало, хотя Шевцов внутренне сжался, предчувствуя еще одну смерть.
— Эй, поосторожнее с этой штукой!
Голос, усиленный аудиосистемой боевого скафандра, пророкотал, как раскат грома.
Внутри все обмякло.
Человек.
В комнату действительно вошел человек, и вслед за тонкими всхлипами сервоусилителей мускулатуры установилась жуткая, гробовая тишина.
— Ну? — разбил ее тот же рокочущий голос. — Ты живой?
— Ин-н-нсекты… — противно заикаясь, выдавил Шевцов.
— Я с ними разобрался, — спокойно сообщил голос. — Давай, поднимайся. Почему не в убежище?
— Я не успел…
— Ладно, разберемся. Только опусти ствол и прекрати жать на предохранитель.
Антон медленно скосил глаза, посмотрел на оружие. Вояка… Вместо гашетки, которая располагалась на пистолетной рукояти громоздкого и тяжелого оружия, он действительно изо всех сил продолжал давить побелевшими от напряжения пальцами на выступ предохранителя.
— Давай, отложи оружие в сторону. Некогда мне тут нянчиться с тобой. В городе полно инсектов — это дикая семья, им до одного места наши законы, усек?
— Ты… Ты что, не боишься их?
За дымчатым забралом боевого шлема не было видно лица говорившего, но его слова звучали уверенно, они несли надежду, что эта дикая история все же может разрешиться благополучно.
— Чего мне бояться в боевом скафандре? Из «АРГ-8» его можно разве что поцарапать. — Антону показалось, что незнакомец усмехнулся. — Давай договоримся: ты сейчас спустишься в убежище и будешь сидеть тихо, как змееед с Прокуса, которому нечаянно наступили на хвост. А я тут погляжу в окрестных домах — может, кто еще нуждается в помощи… Не дрейфь, нам сообщили, что десант ВКС Конфедерации будет высажен часа через три, это по максимуму. Все уладится, вот увидишь.
Антон отчаянно хотел верить каждому услышанному слову. Он положил на пол тяжелую штурмовую винтовку и встал, опираясь о компьютерный терминал, озираясь в тщетной попытке отыскать взглядом злосчастную статкарточку.
В следующий миг в дверной проем ударила длинная тугая очередь.
Шевцов видел, как пули, высекая искры, с визгом рикошетят от бронепластин боевого скафандра, затем что-то дважды с силой ударило его в грудь и в живот, дыхание мгновенно оборвалось, что-то обжигающее, горячее хлынуло сквозь пальцы, которыми он инстинктивно схватился за грудь.
Кровь.
Как много крови…
Сознание крутанулось, будто он внезапно сорвался в пропасть.
Краски гасли. Все двоилось перед глазами, тупая, парализующая боль осталась последним и единственным ощущением тела.
Нет. Не последним. Инстинктивно зажимая ладонями смертельную рану, Антон вдруг почувствовал под окровавленными пальцами какой-то колючий катышек.
Последним усилием он приподнял голову, и прояснившийся на миг взгляд вдруг поймал прощальный поцелуй жизни — окровавленный черный кристалл, который Шевцов носил на тонкой цепочке, никогда не расставаясь с ним, даже во сне…
Смерть обратима.
Он видел мир.
Мир, умещающийся на ладони…
Затем сознание поглотила тьма.
* * *
Шевцов медленно, будто в страшном сне, повернулся, впившись потемневшим взглядом в фигуру Шашира. Ни для кого не секрет, что инсекты по своей природе телепаты, но в обычной обстановке они могут воспринимать только целенаправленные, адресованные именно им мысли людей. Видимо, ярость Антона оказалась столь внезапной и необузданной, что Шашир не просто отшатнулся — его отшвырнуло прочь на добрый десяток метров.
— Господин… — сипло пробормотал он на скрежещущем языке своего рода.
— Я убью тебя! — Шевцов, не контролируя себя, рванулся к упавшему инсекту, и вдруг его ярость словно налетела на прозрачную, звонкую стену: он с кристальной ясностью вспомнил, как давно и верно служил ему этот воин.
Чувства отхлынули так же внезапно, как и появились, оставив после себя лишь легкую озабоченность, совершенно безликую перед остротой тех эмоций, что бушевали в рассудке мгновенье назад. Словно по его мыслям прошлись ластиком, стирая их до состояния бледного, едва различимого отпечатка настоящих человеческих порывов.
«Где я?
Что со мной?
Неужели я мертв… или сплю?…»
Антон с трудом повернул голову, заставив себя оглядеться вокруг. Волны искажений вздымались прямо из-под ног и внезапно обрывались, будто обрезанные ножом там, где заканчивалась разрушенная реальность и начиналось русло пересохшей реки.
