— Шампанское?
— Не откажусь.
Барт пошёл куда-то, а Генри включил локатор. Тот почувствовал человеческие тела где-то в районе подвала, довольно много. Он передал ребятам данные. Генри действовал спокойно, потому что вся аппаратура была вделана в пуговицы и прочую фурнитуру. Со стороны казалось, что он просто поправил рубашку.
— Спокойно, мы держим вас под контролем, — шепнул голос в ухе.
Харлоу позвал его в гостиную. Генри пошёл, незаметным движением заблокировав электронный замок. Взял бокал в руку; в ухе чуть слышно пикнуло: вторая запонка передала, что напиток чист. И то хлеб, подумал юноша и с улыбкой выпил.
— Сразу в спальню или телевизор посмотрим?
— Мне до лампочки.
— Всё грустишь?
— А ты как думал? Расстался — и на следующий день уже следующий? С глаз долой — из сердца вон?
— Что ему не понравилось-то?
— По-моему, ему просто понравился кто-то другой.
— Он дурак.
— Объясни ему.
Спальня Барта Харлоу охранялась тремя дебелыми дядьками.
— Господи, а эти тебе зачем? В спальне-то чего бояться, меня, что ли?
Тот засмеялся.
— Да нет, тебя не стоит. Просто очень много любителей попытаться залезть ко мне, когда меня нет.
Он сделал движение рукой, и дебелые исчезли. Генри проследил боковым зрением, что они спустились вниз и заняли позицию у дверей. Камера тоже зафиксировала их перемещение.
Барт явно куда-то торопился, потому что, как только они вошли, стал снимать с него рубашку.
— Тебя кто-то ждет?
— Вообще-то да. Я бы с удовольствием никуда не пошел, но… надо. Поэтому, если ты не против, мы поторопимся.
— Да я не против, — сказал Генри и невозмутимо совершил бросок через плечо с сильным ударением о пол. В эту секунду спецназ снаружи выбил дверь.
— Ты молодец, парень, — сказал Гаральд, хлопнув его по плечу. — Нервы у тебя, надо заметить, железные. Ничем себя не выдал до сигнала.
— Да ладно. У меня же работы всего ничего: в дом попасть да этого кента вырубить.
— Это не самое простое. А если бы кто-то заметил, что ты заблокировал замок, и нам пришлось ломиться? А если бы те лбы не ушли от спальни? А если бы он оказался чуть более физически развит? Или хотя бы умственно? А если бы не повёл тебя домой?
— В таком случае — в одном из упомянутых — я просто имел бы больше проблем. Да ничего бы он мне не сделал, вы напихали меня таким количеством оружия и аппаратуры, что я могу один против армии выступать, как своеобразный «человек-оркестр». Я под танк ложиться могу, мне ничего не будет.
— И, тем не менее, Микки погиб.
Генри смолчал.
— Джон, ты спешишь?
— Нет. Ты что-то хотел?
— Поговорить.
— Идём ко мне.
Всю дорогу до дома они молчали. Джон притащил бутылку вина и налил обоим.
— Говори.
— Этот Харлоу… У него на руке был перстень, как у вас.
— Ну, допустим, у меня нет.
— У тебя нет. И я хочу спросить, что это значит. Раньше я думал, что такие перстни — знак прнадлежности к спецназу. Теперь вижу, что это не так. Объясни.
Джон вздохнул. Ему предстоял тяжёлый разговор.
— Видишь ли, Гаральд создавал свой спецназ не за пять минут. Ему пришлось долго убеждать начальство в том, что мы сможем работать. Он говорил, что с чёрными преступниками лучше всего справятся чёрные полицейские. Клин клином вышибают. Поэтому он создал несколько департаментов, каждый из которых специализируется на каком-то виде деятельности. Мы, как ты заметил, занимаемся безобразиями определённого толка.
— Ну? — Ты заметил, что среди нас только две женщины?
— Заметил.
— Это не потому, что у нас плохой характер. Это потому, что они не хотят с нами работать.
— Почему?
Джон сделал глубокий вдох.
— Генри, перстни с изумрудом — знак принадлежности к изумрудному братству.
Юноша помолчал.
— Логично. А тот перстень с сапфиром, который ты мне дал, значит…
— Именно. Знак изумрудной девочки.
— Что ж… Я должен был додуматься. Обидно.
— Ерунда. Мы тщательно скрывали от тебя.
— Но почему ты не носишь такого перстня, а работаешь с ними?
— Я — друг Гаральда. И я ничего против них не имею. Во всяком случае, против этих. Я их не первый день знаю.
— Короче, ты начальник, в корне отличающийся от них?
— Не совсем так. Знаешь, когда-то меня занимал вопрос, где эти добропорядочные юноши берут себе спутников жизни. Они меня просветили: оказывается, почти каждого человека при определённой психологический обработке (и, желательно, введении определённых веществ и физической подготовке) можно сделать изумрудным. Правда, с некоторыми приходится долго возиться. И ещё мне сказали так: мы ничего не имеем против того, чтобы ты работал с нами, но будь готов к тому, что, проработав с нами год, ты будешь готов стать одним из нас. Я тогда не поверил, а сейчас начинаю понимать, что от общения с ними психология несколько изменяется. Другое дело, что я не
имею такого друга, который мог бы стать мне… ну, скажем, близким другом. И
я должен предупредить тебя: поостерегись. Я знаю, как у тебя в семье
отнсятся к этому. Как бы ты не стал более терпимым к такому образу жизни.
— Знаешь… — Генри понял: сейчас или никогда. — Я, наверное, уже
стал более терпимым. Причем еще до встречи с твоим спецназом…
Он изменился. Сам не знал, что так изменится. Это произошло после того, как ему пришлось уйти из дома. Он работал с одной группировкой, главарь которой жил в Чёрном квартале. Неизвестно, каким образом, но он проследил Генри. Но вместо того, чтобы просто убить (или, во всяком случае, попытаться), он прислал человека к нему домой. Тот пришёл, словно был хорошим другом, когда Генри не было, и обратился к его отцу.
— Господин Маккой, знаете ли вы, чем занимается ваш сын?
— А кто вы, собственно, такой?
— Я пришёл, чтобы открыть вам глаза на то, чем на самом дел занимается ваш сын. Слышали ли вы, глубокоуважаемый мистер Маккой, о так называемом «изумрудном департаменте» в спецназе?
— Наслышан.
— А известно ли вам, что ваш сын работает именно там?
Пауза.
— Докажите.
— Он носит перстень с сапфиром на левой руке.
— Не замечал.
— Конечно же, не замечали, он ходит с забинтованной рукой-последнюю неделю. Почему, как вы думаете? Потому что изумрудный кодекс чести не позволяет снимать этот перстень. А известно ли вам, что он единственный в департаменте носит сапфир, а у остальных изумруды? Господин Маккой, мне не хочется вас расстраивать, но основная должность вашего сына называется просто — проститутка.
