Но что изумляло окончательно — Карсон обнаружил, что он здесь один. Не единственный посетитель, а просто — один! Не было ни стойки, за которой должен обитать хозяин заведения, ни самого хозяина.
В растерянности и ошеломлении он оглянулся, не представляя, как быть. Просто развернуться и выйти наружу — значило оставить загадку неразгаданной и, вообще, выставить себя в глупом свете.
Он осмотрелся внимательней. Деревянный пол, длинные столы и лавки из клееного лакированного бамбука. Стену напротив входа украшал ряд неправильной формы пятиугольных окошек в золотых рамах.
Ну, разумеется, снова дешевая золотая краска, а вовсе не позолота. «Поддельное какое–то место!» — определил для себя Карсон.
Под окошками тянулась узкая полочка, а между ней и каждым окошком из стены рос грубовато отлитый бронзовый бутон какого–то цветка с множеством лепестков. Видимо, хризантемы. Стену над окошками усеивали одноцветные, фиолетово–черные контурные рисунки. Как будто кто–то лихо, но не слишком аккуратно возил по мокрой ткани то широкой, то узкой кистью. Карсон сначала принял их за странный орнамент, но что–то побудило его присмотреться получше. Нет, это были именно рисунки. И изображали они человечков. Пузатеньких человечков в долгополых одеждах, выстроившихся в ряд. Каждый человечек отличался от других своим занятием.
Первый выдвигал из стены узкий ящичек. Второй доставал маленький мешочек. Третий доставал из мешочка кругляши с дыркой. Четвертый клал кругляши в ящичек. Пятый задвигал ящичек в стену. Следующие вели себя в том же духе.
Стоп!
Ближе к концу ряда Карсона что–то зацепило. Очередной человечек хватался рукой за бутон хризантемы, а следующий его поворачивал. Предпоследний поднимал шторку пятиугольного окошка… А последний карикатурно улыбался и держал в руках миску чего–то исходящего паром.
Так–так–так!
Карсон прямо–таки в охотничьем азарте подскочил к стене и, поискав глазами, нашел узкий ящичек с ручкой в виде высунувшей язык жабы.
Потянул.
Ящик легко выдвинулся. Внутри его были круглые углубления разного размера.
Механик подумал немного и прогулялся вдоль стены. На каждой шторке каждого окошка весьма схематично, но вполне узнаваемо в разных сочетаниях были мелко запечатлены костер, текущая вода, дракон, тигр, птица с пышным хвостом, горы, какие–то цветы и много чего еще. Сочетания не повторялись. А еще на каждой шторке были темные круглые пятна разных размеров, но все с квадратными просветами в центре. Где четыре пятна, где три.
Карсон почесал в затылке. Нужен меняла! Он догадался, что кругляши с дыркой — мелкие монеты Восточной Империи. Такой валютой он не обладал. На карманные расходы у него имелись во множестве только кредиты родного синдиката.
Перетаптываясь на месте, он сделал полный оборот вокруг себя, осматривая весь невеликий зал еще раз.
Ах вот как! Меняльная машина! Восточная диковина…
Справа от входа в нише стоял массивный шкаф. На его передней стенке было множество ящичков, будто картотечных, с изображением кредитных билетов мелкого достоинства всех крупных синдикатов Мира. А слева торчал рычаг.
Под «картотечными» ящичками было гнездо… Карсон прикинул порядок действий, получалось похоже на игральную машинку.
Он отыскал нужный кредитный билет с изображением огромного термоплана, выдвинул соответствующий ему ящичек. Лишь просунуть купюру — и в машине сразу что–то чирикнет и зашуршит, заурчит, почти как в животе Карсона. Вложил в ящичек аккуратно расправленный кредит. Задвинул ящичек и без долгих колебаний дернул книзу рычаг…
— Ух ты! — не удержался он.
В машине тренькнуло, звякнуло, крутанулись колесики с аляповатыми восточными циферками, отображая достоинство проглоченного кредита, показалось даже, что недра аппарата озарились радостными вспышками и через мгновение в гнезде снизу очутился маленький шелковый мешочек, богато звякнувший.
Карсон отметил, что приобрел новый жизненный опыт.
Трезвая жизнь начинала приносить удовольствие!
По хулиганской своей привычке он примерился, с какого бока вдарить кулаком, чтобы раскурочить аппарат, в который небось денег немало напихано. Но ничего такого делать не стал, а взял мешочек, потянул за шнурок и ознакомился с содержимым.
Действительно — мелочь восточная — медяки с дырками. Эх, и мудреная машинка, подивился Карсон, знавший, что на Востоке изощрились делать всякую техническую ерундовину, которая достойному господину — разве что для смеху. Причудливо же они живут. Вот побывать бы на Востоке! Да не в военной форме, а с саквояжем и тростью. Тоже ведь цель в жизни для непьющего человека! И цель вполне осуществимая. Только язык бы немного выучить. Толмачей Карсон недолюбливал. Не доверял. А народ на Востоке каверзный и прехитрый. С ними без языка можно и маху дать!
Он достал из мешочка одну монету в пять «чего–то там», другую в десять «как, бишь, у них это называется?» и примерил их к пятнам под окошками.
Хмыкнув про себя, он еще раз прошелся, рассматривая рисунки и считая пятна, затем вернулся к узкому ящичку и решительно уложил в углубления две монеты одного достоинства и одну достоинства повыше. Уложил и задвинул ящичек в стену. Ну, что за медяки они мне могут дать? Что–то тут же звякнуло там, за стеной, продолжившись коротким колокольным разнобоем.
Затем он подошел к третьему слева окошку, шторка которого была сомнительно украшена изображением выглядывающей из каких–то зарослей толстомордой рыбы с выпученными глазами, увенчанной короной солнечных лучей, и решительно повернул бутон хризантемы.
С минуту ничего не происходило, затем вновь звякнуло, приглушенно забулькало, коротко зашипел пар и из стены рядом с окошком выскочил красный флажок с белой хризантемой в центре. Механик хмыкнул и с некоторой даже опаской поднял шторку. Ага!
Карсон получил штампованную из пальмового листа тарелку с выдавленным на дне драконом, которого он сначала нащупал на дне, а потом разглядел, приподняв тарелку выше бровей. А на ней — жареную рыбу и запаренную горку водорослей. Здесь же, завитая мелкой бестией, лежала лапша и кружочки маринованной свеклы и моркови.
Пахло аппетитно, пускай и непривычно.
Карсон поставил еду на стол. Медяков осталось еще много. Он подошел к другому окошку, с самым непонятным рисунком и, повторив операцию, получил самое непонятное блюдо: горку белых отварных бантиков из муки, политых маслом и присыпанных зеленью.
Взял двумя пальцами брезгливо один из бантиков и отправил в рот. Заранее морщась опасливо, раскусил и начал жевать.
— Это же выходит, — в изумлении уставясь на тарелку, молвил он, — вроде как тоже лапша, но внутри у ней крабовое мясо. И как же это они их лепят?
