— Какая изнанка?
— А помнишь — то, что я в кабине на переборке изобразил? Мы ещё там с тобой прогулялись.
— А мне её вовсе не жалко! Пусть какой-нибудь урод ей любуется, а меня на неё смотреть и не тянет вовсе. Стоп! — Она вдруг замерла, напряжённо сжав губы. — А в эту картину тоже можно войти?
— Здесь всё можно.
— Значит, она, которая там, тоже живая, и её можно целовать, любить и так далее?
— Это ты! — поспешно отозвался Патрик. — Если мы туда войдём, там никого не будет, кроме тебя.
— Нет, нет — это Жива. Она, правда, похожа на меня, но это Жива. Патрик, хороший мой, давай не будем туда ходить. Давай просто смотреть.
— Давай.
Миры Свена Самборга.
Маруся была из Гардарики, поэтому она всё время любила пить водку. Вот и теперь она держала в руке бутылку и пила из горлышка большими глотками. Свен попытался обнять её за талию, но рука прошла сквозь плоское глянцевое изображение на фоне неподвижных ядовито-зелёных кустов.
— Какая ты недотрога, — возмутился Свен, ткнув пальцем ей под рёбра, но тоже ничего не нащупал.
— А ты в неё стрельни, — посоветовал Бой Гробер, человек без лица и с расплывчатой фигурой цвета хаки.
Свен схватил пулемёт, лежавший у красивых ног Маруси. Оружие было настоящим, пахнущим пороховой гарью от недавней стрельбы. Он упёр ствол в её красивый пупок и положил палец на спусковой крючок.
— Верни пушку на место, придурок, — потребовала Маруся, сделав очередной глоток. — Шутить в морге будешь, — сказали её красивые губы.
— Ребята, давайте жить дружно, — предложил человек без лица, и Свен нажал на курок, потому что Маруся его достала.
Пули прошили её насквозь, и неподвижные ядовито-зелёные кусты начали виднеться сквозь брешь в красивом животе.
— Сволочь ты всё-таки, — заметила Маруся, в упор глядя на Свена. — С тех пор, как ты припёрся, жить стало хреново. И пулемёт заедать начал.
Рваная рана на её красивом теле затянулась, но остался некрасивый рубец.
— Кажется, у нас проблемы, — сообщил Бой Гробер, глядя сквозь Свена на просеку — там со страшным рёвом двигался танк, на броне которого сидело семнадцать черномазых партизан.
— Это у них проблемы, — привычно сказала Маруся, и бутылка в её руке превратилась в противотанковую гранату, которую она тут же небрежно метнула в наступающего противника.
Граната, пролетев полтораста метров, поразила цель, от танка отлетела башня, и двое уцелевших партизан, отстреливаясь, исчезли в кустах, которые при этом не шелохнулись.
Бой Гробер бросился в погоню и растворился в воздухе.
— Ну давай, только быстро, — потребовала Маруся, разрывая на себе футболку цвета хаки, грудь её стала выпуклой и трепетно задрожала.
Свен метнулся к ней, на ходу расстёгивая брючный ремень, но когда он навалился на неё всем телом, красочный плакат, на котором, расставив красивые ноги, сидела красивая Маруся, прорвался насквозь, и там, где он оказался, всё пространство было заполнено фарфоровыми вазами, которые покрывались трещинами и осыпались звенящим дождём.
— Помоги! — рявкнул на него неизвестно откуда взявшийся Харитон, несущий на фарфоровом подносе столовый сервиз на тридцать шесть персон. — Помоги. Хоть что-то отсюда вынести надо.
— Позорный волк тебе помогать! — огрызнулся Свен и ударом ноги разнёс вдребезги поднос со всем содержимым. Его давно уже не покидало смутное чувство, что Харитон его подставил, но теперь, после нескольких дней общения с Марусей и безликим Гробером, он почему-то был рад видеть эту небритую, слегка обрюзгшую рожу. И поднос он разбил вовсе не со зла, а лишь потому, что видел — лишний груз только мешает старому приятелю добраться до безопасного места.
Над их головами треснуло фарфоровое небо, расписанное причудливым орнаментом, и несколько девиц с фарфоровыми телами, чем-то неуловимо напоминающих Марусю, рассыпались в мелкую пыль.
— Давай-ка — дёру отсюда! — крикнул Харитон и первым помчался вниз по склону, огибая наросты застывшей лавы, от которых ещё тянуло жаром.
Свен бросился за ним, и они бежали долго — до тех пор, пока не вломились в низкорослые кусты, из-за которых доносился шум набегающих на берег волн. Харитон, с опаской оглянувшись на вершину Скво-Куксо, окутанную дымом, без сил повалился на землю, и Свен, ещё не вполне понимая, что происходит, присел рядом.
— Ты мне сказать, что здесь было случиться? — спросил он, слегка отдышавшись.
— Что случиться, что случиться, — передразнил его Харитон. — Ничего не случиться. Старуха, наверное, сдохла — вот что! Как я раньше не врубился! Давай-ка по быстрому к Чаше, а то чего доброго опоздаем, и всё наследство без нас поделят.
14 октября, 10 ч. 45 мин., о. Сето-Мегеро, восточное побережье.
Он не удивился тому, что сон о солнечном береге вернулся так внезапно — не потому, что утратил способность удивляться, а потому, что ему было всё равно. К тому же здесь, в этом сне, не надо было бороться с холодом, который по ночам заползал под мост Герцога де Лакри, когда угасал чахлый костерок. И ещё одна радость заставила его забыть о том, что старьёвщик Жур обещал ему сотню сестерций — нашёлся башмак, без которого он чувствовал себя как-то неуютно.
Лилль так увлёкся распутыванием шнурков, что не сразу заметил, как на него упала чья-то тень. А когда заметил, не сразу оглянулся — беспокоиться было не о чем, в таком хорошем сне не могло случиться ничего плохого, ничего такого, из-за чего стоило тревожиться.
Симпатичная дамочка в длинном, почти до пят, иссиня-чёрном вечернем платье с глубоким вырезом и изящной широкополой шляпе, слегка сбившейся набок, смотрела на него с едва заметной печальной улыбкой.
— Твоё? — спросила она, протягивая Лиллю бесполезную вещицу, которую он так удачно загнал старьёвщику Журу.
— Нет, — честно ответил он, не желая себе лишних неприятностей. — Простите, мадам, но мне надо идти. — Он поднялся и двинулся туда, где сквозь заросли виднелось начало тропы.
— Ты чего-нибудь хочешь? — донёсся до него вопрос незнакомки.
— Нет-нет, ничего, — ответил он, не оглядываясь и не сбавляя шага. Почему-то ему хотелось уйти подальше от этой дамы, которая пыталась всучить ему чужую вещь. К тому же она стояла на песке босиком, и ему, обладателю двух вполне приличных башмаков, было не о чем с ней разговаривать.
По этой тропе иногда уходила хорошая девочка Лида, а когда она возвращалась, в её заплечном мешке была еда, много вкусной еды, которая была хороша даже во сне. Лиды поблизости не было видно, а значит, следовало самому о себе позаботиться — кушать почему-то хотелось даже во сне.
