Но если все было так, как я предполагал, то соотношение сил в борьбе с этим распоясавшимся мерзавцем складывалось явно не в мою пользу. Получалось, что он способен в любой момент нанести решающий удар руками близких мне людей, а я – беззащитен. Как цыпленок, над которым занесен нож мясника… Но, если это так, то отныне мне не следует доверять кому бы то ни было, а видеть в каждом, с кем я имею дело, прежде всего слепого исполнителя преступной воли. М-да, веселенькая перспектива!.. Так и до мании преследования недалеко. А хуже всего то, что постоянная настороженность способна изменить твое представление о допустимости тех или иных поступков. Скажем, как ты будешь действовать, дядя Рик, если сейчас Катерина полезет в сумочку и достанет оттуда острый ножичек, которым замахнется на тебя с явным намерением убить? Не прибегнешь ли ты к самому простому и естественному для человека, под мышкой которого покоится скорострельный пистолет, способу спасения своей шкуры? Не одержит ли верх в твоей душе инстинктивный страх над сознанием того, что эта девушка – единственное существо, которое ты еще любишь? Все произойдет за доли секунды, а потом тебе останется только клясть себя за отработанную до автоматизма реакцию и кусать локти, и по-садистски мечтать о том, чту ты сделаешь с повелителем марионеток, когда доберешься до него…
И тут я краем глаза заметил, что Катерина действительно открывает сумочку и запускает туда руку. Волосы на моей голове встали дыбом. Я крутнул резко штурвал влево, одновременно ударив ногой по педали тормоза. Машину занесло, развернуло и чудом не ударило бортом о столб. Если бы не привязные ремни, Катерину наверняка бы ударило головой о бронестекло. Содержимое сумочки вывалилось на колени девушки, и я с облегчением увидел, что ничего огнестрельного, режущего или колющего среди стандартного набора женских мелочей нет.
– Ты что, дядя Рик? – спросила Катерина, уставившись на меня широко открытыми глазами. По-моему, она больше удивилась, чем испугалась.
Меня прошиб запоздалый холодный пот, и прошло минуты две, прежде чем руки перестали предательски дрожать.
– Так, ничего, – сипло ответил я, преодолевая комок в горле. – Показалось, что кто-то побежал через дорогу у нас под носом.
Она с тревогой пощупала мой лоб.
– Переутомился ты, дядя Рик, – сказала она с такой заботой в голосе, что мне захотелось взвыть от отчаяния. – И не удивительно: с утра до вечера на ногах, ловишь всяких подонков и негодяев… Отдохнул бы ты пару недель, а?
– Да я бы с удовольствием, – сказал я, запуская заглохшую от резкой остановки турбину. – Только кто ж меня отпустит?
– Ой, да пошли ты их всех подальше! – посоветовала с девичьей непосредственностью Катерина. – Ты, главное, сам себя отпусти – ведь каждый человек имеет право на отдых.
– Мечтать не вредно, – вздохнул я.
К счастью, остаток пути у нас прошел без каких-либо приключений.
Когда я вернулся домой, на часах было уже около двенадцати ночи.
На этот раз я был трезв и поэтому решил поставить машину на подземную стоянку, находившуюся в подвале дома.
Помещение стоянки представляло собой обширный зал, разделенный на отдельные боксы бетонными опорами, между которых стояли машины. Когда-то освещение здесь было достаточно ярким, но перегоревшие лампы давно не меняли, и поэтому углы подвала скрывались в тени.
Мои шаги гулко отдавались по бетону. Голова у меня гудела – видимо, вследствие усталости и тех неприятных сюрпризов, которые сегодня сыпались на меня горохом, – и я предвкушал, как сейчас поднимусь к себе, приму душ, а потом с банкой пива расположусь перед экраном стереовизора и буду следить за перипетиями сюжета интер-сериала до тех пор, пока глаза не слипнутся от сна.
Уцелевшие лампы светили мне в спину, и тень моя удлинялась передо мной с каждым шагом. Вдруг я заметил, что она приобретает какие-то необычные очертания и остановился. Вскоре до меня дошло, что на мою тень накладывается еще чья-то, чужая, и горло мое пересохло, потому что это могло означать только одно: сзади кто-то стоит. Однако, ни шороха, ни звука за своей спиной я не слышал.
Я выхватил из кобуры пистолет и прыгнул в сторону, переворачиваясь в прыжке так, чтобы еще в полете можно было выстрелить по тому, кто стоял сзади меня.
Но сзади никого не оказалось. Только где-то за соседними машинами отчетливо звякнул металл.
Я ужом скользнул в промежуток между машинами и прижался к холодной поверхности дверного люка, прислушиваясь к шорохам. Сердце учащенно билось, по вискам ползли противные струйки пота. Я осторожно выглянул в центральный проход, и мне показалось, что в ту же секунду за крайний автомобиль мелькнуло что-то темное. Я нажал на курок, и пуля выбила кусок бетона из стены, с дребезжанием лопнувшей струны отрикошетив в сторону.
Я прекрасно понимал, что стрелять наугад не имело никакого смысла, но все-таки выстрелил еще раз, и крайний автомобиль с шипеньем выпустил воздух из пробитой шины. Скорее всего, неосознанно я пытался дать понять тому, кто меня преследовал, что меня не возьмешь голыми руками.
Надо было что-то делать, а не сидеть в укрытии, ожидая, пока противник доберется до меня. Поэтому я выбрался в крайний проход и двинулся на четвереньках к выходу, то и дело замирая в готовности пустить в ход оружие.
Внезапно что-то щелкнуло, лампы на потолке мигнули и погасли. Стоянка погрузилась в кромешную тьму. Тот, кто охотился за мной, видимо, имел инфракрасные очки, и теперь получил то же преимущество надо мной, которое имеет зрячий над слепым.
Я представил, как я буду метаться в темноте, а маньяк будет насмешливо наблюдать за мной, а потом, когда ему надоест забавляться со мной, как кошке с мышкой, укокошит меня способом, не оставляющим следов, отвезет в багажнике машины до озера и утопит там с камнем на шее… Страх от этих мыслей куда-то пропал, а появилась почти спортивная злость. Рано радуешься, придурок, думал я, продвигаясь наощупь в темноте. Я все-таки кое-чему научился в этой жизни, и ты напрасно считаешь, что тебе без труда удастся расправиться со мной… В кармане я нащупал зажигалку и зажал ее в свободной руке.
В темноте терялись все представления о пространстве и о своем местонахождении в нем. Наверное, такие же ощущения возникают у пилота самолета, летящего в облаках, когда по каким-то причинам отказывают все приборы. Несколько секунд спустя я не мог бы с уверенностью сказать, где находился и далеко ли до меня стены, продвигаюсь ли я вперед или топчусь по кругу…
Уверенным можно было быть в одном: кто бы ни был субъект, подкарауливший меня в этом бетонном склепе, он не будет тянуть резину. Если, конечно, у него есть хоть капля сообразительности. Зрение быстро адаптируется даже к самой непроглядной тьме, поэтому до Демиурга – или тому, кто выдавал себя за него, – должно было дойти, что вскоре я буду не таким уж и слепым…
