Из мельтешения выкатилась голова Арша с выпученными глазами. Его меч загремел. И его тело в блестящей кольчуге рухнуло с грохотом. Заполненная под завязку народом площадь охнула. И Кай, припадая на раненую ногу, зашагал к Арме. И только кисет с каменным ножом болтался у него на груди.
— У тебя кровь-то хоть осталась еще? — крикнула она ему.
— Смотри! — ткнул он мечом вперед, показывая что-то за ее спиной.
Она оглянулась и окаменела. Незнакомка встала с кресла, выудила из-за пояса черный кинжал и воткнула его в ребенка, которого держала на руках. Нет, не в ребенка, а в черную колеблющуюся тень. И все исчезло. Исчезли снопы и зрители. Черепичные крыши на домах и стража. Акведук над крышами и помост с креслом правительницы. Остался полуразрушенный древний город с мертвым Храмом на разоренном холме, пустыня и отдаленные снежные вершины вокруг. Прихрамывающий Кай, обливающаяся слезами Арма, потирающий задницу внезапно оказавшийся без скамьи старик Эша, обезглавленный труп на покрытых пылью плитах и стремительно багровеющее небо над Запретной долиной.
— Быстро, — прохрипел Эша, отбрасывая в сторону меч и копье, оставшееся от пустотников.
— Что? — не понял Кай.
— Быстро, — странно изменившимся голосом повторил Эша и почти зарычал: — Зеленоглазый! Лезь на холм и делай свое дело, если не хочешь, чтобы твоя матушка все начала сначала!
Кай взглянул в заплаканные глаза окаменевшей Армы, оглянулся и увидел то, что уже видела она — обезглавленное тело Арша шевелилось, силилось встать, опираясь на руки, и, судя по горбившейся спине, что-то еще жило в нем.
— Быстро! — взвыл Эша, изогнулся, раздался в стороны, треща костями, в мгновение обратился во что-то вроде жабы, затянутой в костяные пластины, сорвал с пояса кинжал, сдернул с него ножны и рукоять, приложил, прирастил их к ставшей уродливой голове и, обращая кусок бронзы в колышущийся, словно язык дыма, меч, запрыгал к шевелящемуся телу, прохрипев совсем уже не своим голосом:
— Быстро, зеленоглазый!
— Давай, — бросил через плечо Кай, и они понеслись сначала к холму, потом по каменному завалу из рухнувших плит, наконец, по узкой, выщербленной лестнице наверх холма, туда, где множество разномастных колонн вызывали невыносимую головную боль одним только видом. Или было что-то такое снизу, что не давало им подняться, затрудняло их бег, но не могло противостоять, хотя Кай и скрипел зубами, и пот начинал размывать запекшуюся у него на спине кровь, а запястья, шею, лодыжки и талию Армы жгло пламенем. Как раз там, где почти уже забытая девчонка Каттими устроила ей защитную татуировку.
— Ты не пройдешь, Тамаш! — раздался снизу квакающий голос. — Только если убьешь меня! Ты не сможешь остановить их!
— А ты хорошо прятался, Ариджа, — прогремел еще один незнакомый голос. — Вот уж не думал, что ты еще жив. Не ты ли когда-то хотел занять мое место? Выбрал служение правителю? Зарылся в землю и ждал своего часа, соглядатай? Готовься. Твой час пробил. Последний час.
Арма оглянулась на мгновение уже у колонн. Оглянулась на удар, от которого, казалось, зашатался сам Храм, и увидела внизу на площади двух чудовищ — одного похожего на костяную жабу с дымным клинком, а второго — человека, рядом с которым и Шувай бы казался малла, и этот человек почему-то не пытался раздавить бывшего Эша ногой, а рубил его мечом Арша и все никак не мог зарубить. И десять страшных теней метались вокруг костяной жабы, истязая ее.
— Быстрее, — схватил Арму за руку Кай и потащил по узкой лестнице между колоннами наверх, туда, где через проем выхода на крышу небо уже озарялось пламенем. Они вылетели наверх через секунду. Каменные престолы, стоявшие кругом, были пусты и частью разбиты. Линии и круги, расчерчивающие крышу между ними, едва заметны.
— Что ты должна была сказать мне? — закричал Кай, срывая с шеи кисет.
— Делай, — ответила она. — Еще не время.
— Стрелы, — стиснул он губы.
— Что? — не поняла она, прислушиваясь к вою и грохоту у основания Храма.
— Стрелы, — повторил Кай. — Стрелы в туле у тебя за спиной! Смотри в небо! Никто не должен помешать мне! И перестань наконец рыдать!
Она все еще плачет? Арма коснулась собственных щек, почувствовала, что они залиты слезами, подняла глаза и потянула с плеча лук Илалиджи. Стрела, странная, дымная, тяжелая для дерева и легкая для металла стрела легла на тетиву чужого лука, и его рога медленно, очень медленно пошли назад. На фоне багрового неба к Храму неслись черные тени.
— Сейчас, — проговорил Кай, упал на колени в центре рисунка, поставил в углубление кулак и провел каменным ножом по предплечью. Рана открылась мгновенно, кровь побежала по коже, и едва капнула первая капля на камень, как все изменилось.
Линии, древние линии на камне наполнились кровью так, словно кто-то сдернул покрывало с загодя приготовленного украшения. Круги сомкнулись в единый рисунок. Престолы ожили, встали по местам, и на каждом начала проявляться какая-то фигура. Арма, не выпуская из рук лука, обернулась и разглядела всех. И властную темноволосую женщину в голубом платье с красными оторочками, за спиной которой колебался темно-багровый, почти черный сиун. И лысого старика в черной одежде, за спиной которого мерцал зверь с лошадиной гривой. И медноволосую хрупкую красавицу, смутно знакомую, за спиной которой бился водяной поток. И хрупкого старичка с острыми усами, бородкой и белоснежными крыльями. И черноволосую и черноглазую девчонку, одетую в листья. И рыжего весельчака в пламени. И высокомерную девицу с желтыми волосами с гепардом у ног. И присыпанного инеем черноволосого мужчину. И собственную, наполненную тревогой и светом матушку с венком на голове. И скуластого мужчину в белом. И кого-то странного, кто одновременно был ужасным полумертвым стариком с крестом на голове и удивительной и страшной в этом удивлении красавицей. И высокого худого человека с зеленым взглядом.
— Арма! — проскрипел Кай, и она выпустила стрелу, сбивая клекочущего над ним пустотника. Уже легче натянула лук и выпустила вторую стрелу и сразила следующего пустотника. И следующего. И еще одного, и уже выцеливая одного за другим, вдруг поняла, что лица всех двенадцати, что продолжают сидеть на престолах, искажает боль, и что за каждым начинает клубиться что-то страшное, и один за другим раздаются страшные имена: Суппариджа, Ваппиджа, Хантежиджа, Хаппараиджа, Пангариджа, Анниджази, Хартага, Истарк, Илалиджа, Вериджа, Тиджа, Ариджа!
— Ариджа! — повторил раздраженный голос, и из отверстия в крыше, проламывая и расширяя его, начала протискиваться костяная жаба, разжиревшая от сожранного противника, и лук в руках Армы переломился. И вокруг побледневшего Кая закружилась, звеня голоском, Ишхамай. И Сиват, огромный как гора Сиват склонился к крыше Храма с самого неба, чтобы взглянуть огромным глазом на крохотную синеглазую девчонку и поторопить обожравшегося Ариджу. И где-то в глубине Салпы зашевелилось страшное чудовище, на спине которого пылал тот же самый рисунок, что и на крыше Храма, и Кай спросил у Армы в последний раз:
