Райнер шел неспешно, глядя в небо. В чистом голубом куполе носились из конца в конец вертолеты и слетались самолеты воздушного флота. Пехотинец знал, куда несли его ноги, и он был далеко не единственный. Толпы людей сейчас стекались к кварталу Сената, чтобы посмотреть на невиданную раньше картину. Все хотели своими глазами увидеть небо, к которому со всех сторон земного шара слетались самолеты.
Вот Райнер вышел со всей толпой на открытое пространство и увидел вдалеке могучее здание Сената. А над ним, зависнув очень плотной воронкой, держались в воздухе сотни одинаковых истребителей. Своими носами они смотрели в центр, как бы говоря, что у нынешней власти больше нет шансов. Самолеты воронкой висели в небе, а уличные экраны все как один вещали прямую трансляцию из зала Сената.
Вся Аврора вышла к главному залу и замерла в предвкушении. Множество людей, затаив дыхание, слушали новости, демонстрируемые на огромных экранах, развешанных на сторонах центральной диспетчерской вышки. Мощные усилители доносили голоса до самых дальних стен зала и не создавали эха.
Майрис обнимал Дэнила рукой за шею и пригрозил, что если ему не понравятся новости, то он придушит своего напарника. Оба Пилота с ночи и до сих пор щеголяли в парадной форме, гордясь старлейскими погонами. Заслужили. За все тяготы судьбы — первыми же были отмечены после окончания войны.
Грэйс стояла чуть в стороне, умилительно глядя на товарищей, но не мешая им. Как и все, она замерла на одном из множества этажей главного зала Авроры и слушала новости из зала Сената. Сзади к ней очень тихо подошла женщина, и когда она почти поравнялась с инопланетянкой, Грэйс чуть напуганно обернулась. В ответ женщина тепло улыбнулась и коротко сказала: «Спасибо за все».
А затем на экранах миллионов мониторов по всей планете показали трибуну Сенаторов и всех выживших командиров Баз на ней.
Толпа в Полисе замерла и будто перестала дышать. Райнер смотрел на экраны мониторов и улыбался. Командиры говорили речь и обличали Сенаторов в многолетней лжи. Всё это пустословие. Всё это вода, призванная как-то сгладить случившийся переворот. Люди не дураки, чтобы после случившегося верить Сенату. Но… Всем же нужны доказательства. Всем нужно знать, что ожидать дальше. И всех надо успокоить. Надо дать надежду. Заверить, что теперь-то все будет хорошо.
Райнер хмыкнул, когда очередной Командир, пока еще тяжело опирающийся на трость, взял слово. Пожалуй, мир действительно может дальше спать спокойно.
— …А потому, в связи со всем изложенным, для обеспечения дальнейшей безопасности и стабильности Республика будет реорганизована нами в общепланетарную Империю — во имя безопасности, и во имя блага общества.
Где-то далеко воскликнула в едином счастливом порыве вся Аврора. С динамиков мониторов грянул гром аплодисментов. Защелкали вспышками множество фотоаппаратов. Почти что лавиной набросились репортеры с новыми вопросами. А нестройные возгласы толпы в Полисе вскоре поддержали и все остальные.
Пожалуй, теперь уж точно мир может быть спокоен.
Наверное, только Райнер был единственным, кто не поддался общей эйфории. Хотя он от души посмеялся. Поаплодировал пару секунд экранам, а потом достал из кармана припрятанный слайдер. Сотовая сеть показывала отсутствие сигнала и была перегружена огромным количеством звонков сейчас по всей планете. Но Райнер не стал звонить. Он набрал короткое сообщение и отправил его. Сотовая связь захлебывалась в сигналах, но парень знал, что уж до этого-то адресата послание дойдет сию же секунду. И впервые — никаких шифров и тайн. Никаких полунамеков и загадок. Просто: «А теперь пустишь на семейный ужин?» И ответ, пришедший мгновенно: «Естественно!».
Сильный ветер раздувает жалюзи разбитого окна. Ослепительное осеннее солнце освещает комнату, склоняясь к закату. Пыль витает повсюду и сверкает в острых лучах света.
На Базе ни души.
Тишина.
Спящая мирная тишина.
Но вот по коридору раздаются тихие размеренные шаги.
Хрустят под подошвами стекла. Шелестит разлетевшаяся бумага.
Шаги становятся все ближе и громче. Медленные. Как тиканье часов.
Перед дверью в комнату они затихают, а спящая База удивленно прислушивается.
Скрипнула дверь, и гость замер на пороге. База заинтересованно «приоткрывает один глаз», но не мешает.
Гость медленно заходит в комнату.
Солнечные лучи лижут его начищенные до блеска туфли.
От каждого шага пыль неохотно взлетает с пола. База усмехается и будто застенчиво извиняется за беспорядок.
Гость останавливается в центре комнаты и неторопливо приседает.
В окнах на фоне него, далеко впереди, земля выплескивает клубы дыма. Сперва один очаг. Затем второй. Вдалеке появляются еще несколько.
Низкий и утробный гул доносится до Базы. А потом очаги дыма вспыхивают как солнца на закате, и из их огненных вихрей появляются взмывающие в небо космические корабли.
Дрожь проносится по земле и достигает Базы. Звякают в стеклянном стаканчике на столе авторучки. Дрожат в маленьком блюдце скрепки. Оставшиеся целые стекла отдают хрустальным звоном. База замерла в нерешительности, но гость успокоил ее.
А потом он протянул руку и поднял с пола монетку. Большим пальцем он стер с нее пыль и посмотрел без особого интереса. Монетка насмешливо блеснула на солнце, и ее отблеск будто соскользнул на руку гостя, волной пройдясь по тончайшей серебристой паутинке.
Гость убрал монетку в карман своего кителя и поднялся в полный рост. Корабли в окнах, прочерчивая белые следы, уносились далеко в космос.
Больше гостю нечего было здесь делать.
И он почувствовал — База испугалась. Почти проснулась, чтобы выразить, высказаться, остановить. Она ждала. Хотела быть нужной.
Двери нескольких комнат приоткрылись и заскрипели. Жалюзи зашелестели металлическими пластинами. Затрещала работающая лампа. И ожили в глубине Центра Управления несколько компьютеров. База боялась отпускать.
Но гость улыбнулся ей и снова успокоил. Не надо страха. Не надо мольбы. Время приходит — и все приобретает новую жизнь. Потому что все, что когда-то оживало — уже никогда не умрет. Переродится, но будет жить. И все, что живое — будет служить своей цели. А уж он сделает все, чтобы так оно и было.
База затихла и умиротворенно погрузилась обратно в сон. Теперь она была спокойна. Теперь она была уверена, что скоро люди вернутся на нее. Ведь, наверное, впервые в своей истории человечество обратило свой пытливый взор не на землю и ресурсы соседнего народа, а на бесконечное небо над головой. Для этого потребовались века и почти полное уничтожение цивилизации. Но затем пришли те, кто не дал людям оставить старые привычки. Просто у врага сменилось лицо. До этого у него был другой нос и другой цвет кожи, а теперь — жвала вместо лица. Но люди смогли. Переступили через собственную природу. Встали на краю пропасти, постояли там, словно раздумывая, падать или нет. А потом прыгнули вперед — и полетели ввысь.