— Это то, сев на которое рыцарь обязательно погибнет, но оставит о себе бессмертную славу?
— Точно! Оно самое.
— Нет, спасибо. Я жить хочу.
— Но достаток и слава дороже жизни! — возмутился Артур. — Лучше год прожить, ни в чем не нуждаясь, чем сорок лет прозябать в нищете и безвестности!
— У нас бандиты в девяностых годах тоже так думали, — усмехнулся я. — И где они теперь? Кончились все. А их жены пошли на панель, потому что из выживших им никто и рубля не предложил. Нет, спасибо, досточтимый сир, но я лучше пойду своим путем.
И я двинулся дальше, перешагивая то через обледеневшие ящики из-под фруктов, какие в изобилии валяются на рыночных площадях после закрытия рынков, то через изношенные автомобильные покрышки. Пару раз мне даже встретились горящие металлические бочки из-под бензина, как в мрачных американских фильмах, но рядом с ними никого не было, даже негров.
Так я брел непонятно куда, пока не наткнулся на вросший в снег ледяной торос, чем-то напоминающий грубую человеческую скульптуру. Я подышал на глыбу, отчего небольшой участок непроницаемо-белого льда стал прозрачным. И я отшатнулся, разглядев в толще льда лицо Андрея. Но он не был мертвым, он улыбнулся посиневшими губами и произнес, вызывая звонкие вибрации льда:
— Там, дальше, есть то, что тебе надо.
— Что именно? — спросил я вместо того, чтобы вытаскивать корректировщика из ледяного плена.
— Как увидишь, сразу поймешь. Мимо не пройдешь, не волнуйся. Раз уж ты впустил в себя это, значит, только вперед или замерзнуть, как я. Запомни главное — зло не там, где ты его ищешь. Это очень важно, потому что у тебя будет только один шанс. Единственный. Упустишь, тогда все. Навсегда останешься замороженным. И промахнуться нельзя. Понял?
Я кивнул, хотя не уверен был, что хоть сколько-нибудь правильно понял его слова.
— Тогда иди. Строго восемь по азимуту.
— Восемь чего? — удивился я.
Но лед опять потерял прозрачность, и, сколько я ни дышал, не мог его растопить. Пришлось идти дальше. Конечно, у меня не было компаса, ведь я брел совершенно голым, да и будь он, вряд ли помог бы выбрать точное направление. Восемь по азимуту? Чушь…
Однако я не очень удивился, увидев в туманной мгле еще один ледяной торос. На этот раз он ничем не напоминал человека, был он тонким и длинным. Подойдя ближе, я подышал на него, и лед в ту же секунду рассыпался, уронив мне в руки тяжелую снайперскую винтовку калибра 12.7 миллиметра. Но это была не просто крупнокалиберная снайперка, это была именно моя винтовка, с которой я прошел огонь и воду. Можно было на номер и не смотреть, ведь мне известны были все зазубринки на ее прикладе, все потертости, все шероховатости на металле. Но я все же глянул. Ничего удивительного, что номер сошелся, — это оружие я отличил бы из тысячи, если бы данной модели отыскалась бы тысяча экземпляров. Конечно, это был мой «Хитрый обманщик», досконально пристрелянный, с притертым нулевочкой шепталом, с подпружиненным шнеллером. В металле этой винтовки, как в благородном музыкальном инструменте, хранилась не только энергия создавшего ее оружейника, но и моя собственная. Мы с этой винтовкой были одной крови — так точнее всего сказать.
Патронташ оказался пустым, но осторожно опустив рычаг запора и вынув затвор, я убедился, что в стволе есть патрон. Один-единственный. Я аккуратно извлек его и вложил в патронташ, чтобы зря не держать затвор на взводе и не сажать боевую пружину ударника. Закинув оружие на плечо, я продолжил путь в неизвестность. Наверное, это направление и было «восемь по азимуту». Андрей всегда славился особыми способностями к ориентированию на местности, так что, если он сказал «восемь по азимуту», можно было ему доверять.
Ветер продолжал гнать обрывки бумаги, кинолент, магнитных пленок, перекатывал пустые пивные банки, грохотал валявшимися невпопад кровельными листами, покрывшимися слоем изморози. Иногда, обгоняя меня, по снегу пробегали шары перекати-поля, еще реже проскакивали пестрые детские мячики с нарисованными континентами и пускающими фонтаны китами.
Внезапно впереди, за пеленой метели, мелькнул силуэт северного оленя. Мне казалось, что зверь, почуяв человека, должен был броситься наутек, но этот убегать не спешил, а напротив, шагнул ко мне, покачивая рогами и протягивая подвижные губы. Что-то было немыслимо странное в этом олене, но во сне я долго не мог сообразить, что именно. Потом понял — олень нарисованный. Это был зверь из мультфильма «Снежная королева», тот самый, который нес Герду спасать Кая.
— Здравствуй, — сказал мне Северный Олень.
— Привет, — ответил я, не зная, чего еще можно ожидать.
— Тебе туда, — зверь мотнул мордой, словно отгонял невидимых мух.
— Я знаю. Восемь по азимуту.
Азимут, правда, получался в таком случае несколько кривоватым, но Северный Олень всем видом вызывал доверие. Я решил, что вряд ли меня подставит зверь, выручивший из беды девочку Герду. Еще у меня в голове мелькнуло, что он мог бы меня подвезти, но впрямую предложить это было как-то неловко.
— Скоро кончится полярная ночь, — сказал Олень. В его тоне мне послышался какой-то весомый подтекст, столь важный, что я решил уточнить:
— И что?
— Тебе придется проснуться, а это все исчезнет. Растает. В принципе, только солнце может тут все растопить. Только солнце. Главное, чтобы оно было ярким.
— А ты сам?
— Я тоже исчезну, — ответил Северный Олень. — Но это не имеет значения, потому что я нарисованный. И моя роль в сказке давно закончена. Но вообще Андерсен мог бы хоть что-нибудь сообщить читателю о моей дальнейшей судьбе, а то болтаюсь тут без всякого дела. Герда давно выручила Кая, а я все брожу тут. Проголодался, кстати. — Он постучал копытом, пробуя наст на прочность. — Траву не достать. Ты бы мог ускорить появление солнца. Я бы хоть брюхо набил.
— Напоследок? — сощурился я, перекладывая винтовку с правого плеча на левое. — Честно говоря, мне не хочется, чтобы ты исчезал. В сказке про Снежную Королеву ты всегда мне нравился больше других героев.
— Даже больше Герды? — удивился Олень.
— Несомненно.
— Забавно… — протянул Олень. — Однажды я прочел на сушеной рыбе, что некоторым писателям второстепенные персонажи удаются лучше главных. Но не думал, что это про меня.
— Может, другим Герда нравилась, но меня больше всего впечатлял момент в мультике, где ты идешь вперед наперекор ветру. Когда у меня что-то не ладилось, я вспоминал тебя, как ты топал и топал, опустив голову, — только вперед. Это не давало мне опустить руки.
— Честно?
— Зачем мне врать?
— Обычно люди врут из выгоды. Может, ты думаешь, что я, поддавшись лести, подвезу тебя в направлении восемь по азимуту?
