— Первое время на гражданке мне было сложно. Я долго не мог найти себе работу по душе, чуть ли не каждый месяц переходил с места на место. Я привык к строгой дисциплине и жесткому распорядку дня. Теперь же у меня появилось много свободного времени, которое надо было чем-то занять. Однажды я, сам не знаю почему, поехал в тот поселок, где мы штурмовали дом, и с которого начали меняться мои взгляды на жизнь. В пригородном поезде я встретил молодую девушку, она мне понравилась, мы разговорились. Оказалось, что она родом из Калиткино, но учится в Мураве в педагогическом институте. Так что нам было по пути. Это была Пелагея. Мы поженились и решили жить в Калиткино. Я устроился на работу в автомастерскую, благо, что в офицерском училище и Штурмовом Отряде я научился управлять почти всеми средствами передвижения и ремонтировать любую технику. Платят тут не так много, зато я чувствую себя нужным людям, и все мои дни заняты работой и семьей. Пелагея после окончания института преподает в школе историю и географию. Правительство Колоссии за причиненные неудобства во время, как было сказано, «антитеррористической операции», выплатило жителям Калиткино довольно значительные компенсации. Да и вообще, в развитие Калиткино и появившегося рядом славословного монастыря вкладываются немалые деньги, как бы в обмен на всеобщее молчание. Так мы с Пелагеей без особых усилий получили свой собственный дом. И я уж не знаю, кто и где принял такое решение, чтобы наш дом оказался почти напротив заброшенного дома, в штурме которого я принимал участие. Я почти уверен в том, что за тем домом и всеми окрестностями до сих пор присматривают. Думаю, что это агенты ОЕП или особое подразделение НКВД. Время от времени я встречаюсь с Треском. Пару раз он приезжал в Калиткино к нам в гости. Так вот, он хорошо знает всю окружающую местность. Я заметил это, когда мы пошли на реку купаться.
Прохор Никанорович внимательно посмотрел на меня:
— И вот еще что. Когда у нас с Пелагеей появились дети, я стал читать им сказки. В своем детстве, в семье ревностных Уравнителей, я не читал ничего, кроме газет и церковных уравнительских журналов. А тут вдруг сам увлекся сказками и книгами в жанре сказочной фантастики. Моя жена-историк тоже кое-то рассказала мне, о чем я раньше не знал и не думал. И теперь мне почему-то кажется, что Цельс не смеялся надо мной тогда, в кафе. Я каждый день хожу мимо того разрушенного дома, и все думаю, думаю… А теперь вдруг появился ты. Ты утверждаешь, что дом принадлежал твоим родителям. Значит, те, кто был в доме, не погибли? Вы каким-то образом выбрались из дома, окруженного сотрудниками ОЕП и Штурмовым Отрядом?
— Я ничего не знаю о судьбе своих родителей, — ответил я. — Собственно, я приехал сюда только для того, чтобы что-нибудь о них узнать.
Говоря это, я невольно выдал Прохору Никаноровичу часть своих планов. Но в тот момент я об этом не думал, настолько захватил меня рассказ Прохора Никаноровича. Я живо представлял себе картину штурма дома. Гандолиза Лайс утверждала, что решение уничтожить моих родителей приняла не она, а колосское подразделение ОЕП. Наверняка, она солгала, так как штурм в основном производился силами империканцев. Серебристо-белый дым, скорее всего, содержал в себе вещество, близкое по составу к материалу смертоносных для магов старинных клинков.
Тетя Вика рассказывала, что моя мама отправила ее на Землю в самом начале штурма. Еще она говорила, что в доме, помимо моих родителей, находились несколько их помощников и защитников. Куда же все они делись? Отравились серебристо-белым дымом и предпочли убить себя, но не попасть в руки врагов? Или же они сошлись в последней схватке с оборотнями и применили боевую магию, которая уничтожила всех, кто в тот момент был внутри дома? Может быть, на что я от всей души надеялся, мои родители со своими помощниками все же сумели скрыться в каком-нибудь Отражении или во времени? Но тогда почему они не отыскали меня за все прошедшие годы? И как сотрудники ОЕП определили, что меня через магическую дверь унесли на Землю?
Рассказ Прохора Никаноровича был достаточно подробен, но не отвечал на мои главные вопросы. Бывший офицер НКВД много видел, но мало понимал. Вот Треск и Цельс — другое дело. Цельс уже тогда служил истребителям магов, а Треск примкнул к ним позже, после роспуска Штурмового Отряда.
А Прохор Никанорович межу тем продолжал спрашивать у меня:
— Так кто же вы на самом деле? Не люди, не боблины, не оборотни? Почему империканцы из Общества Естественного Прогресса хотели вас захватить или уничтожить?
— Они боятся, что мы представляем опасность для всей цивилизации. Но они не правы! Мы никому не желаем зла.
— Значит, вы все-таки не обычные существа, — покачал головой Прохор Никанорович. — И имя Калки ты носишь не случайно? Ты, действительно, вернулся для того, чтобы судить и покарать наш мир?
Я усмехнулся:
— Разве я похож на того, кому это по силам?
— Да, ты еще молод, — согласился Прямов. — Но ведь ты еще вырастешь, обретешь силы и опыт. И тогда, возможно, ты захочешь их использовать для зла.
— Я не использую свои силы для зла.
— Но ты можешь это сделать?
— Ножом можно отрезать хлеб, а можно убить человека. Все зависит от того, какая рука его сжимает. Так же и магическая сила. Ее использование зависит от разума и желаний. А у меня пока нет желания уничтожать весь мир. Пока что я хочу узнать, что случилось с моими родителями. А если они погибли, то наказать виновных.
— Виновных, значит и меня в их числе? — глухо спросил Прохор Никанорович.
— Вас — нет! Виновными я считаю тех, кто шел на преступление осознанно, кто знал правду о нас. А вы сами очень правильно сказали, что тогда служили всего лишь инструментом в чужих руках. И только теперь вы стали самостоятельно мыслящим человеком.
Прохор Никанорович как-то странно смотрел на меня, словно в его душе боролись противоречивые чувства.
— И все-таки ты можешь нести угрозу нашему миру, — пробормотал он про себя. — Ты можешь быть опасен для меня, для моей семьи, для моих детей.
Глаза Прохора Никаноровича остекленели, и он закричал:
— Ты опасен для моих детей, и поэтому я должен тебя уничтожить! Что я говорю? Я этого не хочу! Нет, я должен! Нет, беги от меня, Калки, беги!
Руки Прохора Никаноровича стремительно потянулись к моей шее. Все свое умение, весь свой опыт офицера Штурмового Отряда Прохор Никанорович вложил в один-единственный рывок. Своими сильными руками он свернул бы шею не только мне, но и взрослому крепкому мужчине.
Я прервал майю. В реальности мы вновь оказались там, где впервые встретились. Прохор Никанорович — перед входом в дом моих родителей. Я — в глубине здания, возле лестницы на второй этаж.
