ей цветок презентовала. Николас принялся было обучать нас поднятию мертвецов, но после первого же разлетевшегося во все стороны кусками трупа, поюзанного Стефанией, изучение данного раздела магии он притормозил. Тогда, пока Стефи блевала, согнувшись в три погибели, я сказал магистру, что это все, конечно, офигительно интересно, но совершенно неэстетично. И если прозорливо поставленный щит уберег меня от летающих кусков дерьма, то от запахов он не спасает. И мне совсем не хочется ходить по университету, распространяя впитавшуюся в одежду вонь полуразложившейся плоти и блевни. Николас покосился на упавшие перед его щитом куски «практического пособия», на согнувшуюся Стефанию и, подумав, решил с ее обучением не спешить. Тем более что у меня все было нормально. Мой мертвяк в ответ на заклинание бодро пошевелился и сел, уронив на землю отгнившее ухо с куском щеки. Стефи, увидев сие, принялась, как обычно, освобождать желудок… Чересчур изящная у нее внутренняя организация… Чуть что — сразу выворачивает. Не… Из нее не некромант, а так, сплошное недоразумение. На практические занятия ходит вся зеленая, есть пирожки рядом с трупами не может, дышать рядом с трупами — не может, посмотреть, что у них внутри, — не может, сразу блюет. Короче, для нее ее профессия не профессия, а катастрофа… В процесс овладения Стефании магией я не вмешивался, хотя мог бы помочь. Меня устраивало такое времяпровождение. Пока Николас возился с ней, я был так, на втором плане, более свободный…
Из дворца нас выперли. Сначала меня, сразу после награждения, потом месяца через два — Стефи. Уж не знаю за что, может, за компанию со мной, может, чашку не ту разбила, но приглашения ей приносить прекратили. И принц пропал. Ни ответа ни привета. Даже писем нет. Искрящаяся до этого энергией и радовавшаяся жизни Стефания резко сдала, посерев лицом и обзаведясь темными мешками под глазами. Сами же глаза приобрели выражение как в глазах несчастного бездомного спаниеля, разом лишившегося всего — коврика, миски, хозяина и еще сотни всяких вещей, являвшихся его жизнью. Аура ее выглядела вообще потрясающе — сплошной свинцовый цвет, из-под которого в какие-то дырки пробивается золотое сияние. Есть почти перестала, ноги еле таскала, по ночам, похоже, не спала, из учебы выпала и являла собой живую иллюстрацию полнейшей апатии. Посмотрел я, посмотрел на эти ужасы любви, и как-то внезапно подумалось мне, что нужно с ней что-то делать. Похоже, что сама она из этого «пике» не выйдет. По крайней мере, таких попыток я у нее не замечал. Нужно было ее как-то встряхнуть. Для начала я решил просто поговорить.
— А скажи мне, красавица, — спросил я, вытащив вяло упирающуюся девушку погулять на перемене и уведя ее подальше от посторонних глаз, — ты чего квелая такая? Болит чего?
— Уку, — сделала отрицательную гримаску Стефи, пассивно пожав плечом, — ничего не болит.
— Брешешь, — уверенно ответил я. — Болит!
— Что?
— Сердце. И душа.
Стефи опустила голову и принялась молча на каждом шаге поддавать ногой попадающиеся прошлогодние листья.
— Ну и что? — наконец тихо сказала она, не поднимая головы. — Кому это интересно?
— Ну интересного в этом действительно ничего нет. Ходишь — глаза ввалились, серая вся и ноги еле таскаешь. Совершенно ничего интересного! Мочалка мочалкой.
— Как хочу, так и хожу.
— Н-да? Слушай, когда ты в принца влюблялась, ты что, на такой вариант не рассчитывала?
— Не твое дело!
— Ой, глядите! Сосиска ожила! Стоило только ненаглядного вспомнить!
— Не смей! Не смей так говорить! Слышишь, ты!
Стефи резко развернулась ко мне, сжав кулачки.
— Кто? Ну кто?
— Чурбан бесчувственный! Сюзанна вся испереживалась, а ему все равно! Эгоист!
— Лучше быть бесчувственным, чем ползать по университету на полусогнутых, как ты! Посмотри, в кого ты превратилась! В гроб краше кладут!
— А ну пусти!
Стефи попыталась прорваться мимо меня назад, к корпусам, но это ей не удалось. Я сгреб ее в охапку и крепко прижал к себе.
— Пу-у-усти! — забилась в моих руках Стефания, что есть силы упираясь мне в грудь ладонями.
— Куда же ты собралась от своего единственного друга?
— Ты мне не друг! — запальчиво произнесла Стефи, продолжая безуспешно бороться со мной.
— С чего это вдруг я им перестал быть?
— Ты бесчувственный, эгоистичный, самовлюбленный! Ты любишь только себя! Ты ничего не понимаешь! Пусссти, я сказала!
Стефания закусила удила и боролась со мной так, словно я был главным препятствием между ней и ее любовью. Поняв, что у нее истерика, я, не задумываясь, вмазал ей «шок любви».
— Ай! — тонко вскрикнула она и, обмякнув в моих руках, начала падать на дорожку.
Я подхватил на руки отключившуюся девушку и потащил до ближайшей скамейки. А что было делать? На Земле я читал статью — отчет одного из исследований головного мозга низших. В ней трактовались полученные результаты зафиксированных излучений коры при различных эмоциональных состояниях. Депрессия, радость, влюбленность… Короче, вся суть явления в различной степени возбуждения разных участков. Оказалось, для того чтобы перебить депрессию, нужно сильнее возбудить какой-нибудь другой участок мозга, и его владелец будет мучиться уже не от нее, а от чего-нибудь другого…
Исследователи даже провели несколько экспериментов для подтверждения сделанных ими выводов. Они внезапно пугали испытуемых, надеясь сильной эмоцией переключить их на другое состояние. Ну у них так себе получилось… не очень. Кому помогло, кому нет. Страх — это, конечно, хорошо, но их «страх» против моего «шока», он так… Грелка против Тузика. Так что истерика должна была наверняка прекратиться. И я не ошибся. Через пару минут, когда усаженная ко мне на колени Стефи медленно подняла трепещущие веки, от истерики не осталось и следа.
— Привет, — тихо сказал я, близко глядя в ее затянутые поволокой глаза.
— Что… это было? — слабым голосом пролепетала она, лежа головой на моем плече и, похоже, не понимая, где и что она.
— Суперуспокоялка. Но давай об этом после. А сейчас, красавица, когда ты успокоилась, я хочу, чтобы ты рассказала мне, что с тобой случилось. Я готов выслушать тебя самым внимательным образом. Поведай мне свои печали… друг мой…
Секунду она молча смотрела в мои глаза. Внезапно ее подбородок