Майк ткнул каблуками Шустрика, и тот мигом подчинился, почувствовав уверенность и силу в поведении всадника. Встав рядом с лахманом Моргана, он пошел пижонской рысью, еще не зная, что за этим последует.
— Они стреляют первыми, — предупредил Морган.
— Почему? — не удержался Майк.
— Потому что слабаки, — просто ответил предводитель.
Между тем всадники противной стороны приближались, и вскоре последовал их залп.
Жуткий огонь обжег правое ухо Майка, в сознании полыхнули протуберанцы огненной боли. Однако плоть Майка лишь на мгновение отделилась от его духа, и прицел был верен как никогда.
Последовал ответный залп, и «собаки», картинно потеряв равновесие, словно в кино, вылетели из седел, вгоняя в панику их лахманов.
— Отлично, парень, едем назад.
Чувствуя, как по шее течет кровь, Майк твердо дернул узду, и его лахман, как ветеран со стальными нервами, сделал четкий разворот и бок о бок с лахманом Моргана пошел обратно.
Когда вернулись к своим, Майк заметил, что грудь Шила уже перебинтована серыми, застиранными бинтами. Впрочем, Гвинет и Флорентино были готовы заменить любого из пары, как только в этом возникла бы необходимость.
Однако необходимости не возникло. «Собаки», которых было еще не менее десяти пар, развернули лахманов и умчались прочь, давая возможность измученным «барсукам» заняться своими ранами.
«Мы победили», — успел подумать Майк и потерял сознание.
Он проспал часов десять или даже двенадцать, а когда проснулся, то почувствовал тугую повязку, которая стягивала его голову.
За окном не было солнца — только сполохи костра, на котором обычно готовили чай для сторожевой смены.
Майк повернул голову и в неярких всплесках света увидел неподвижное лицо Шила. Он все еще не пришел в сознание, но дышал ровно, из чего Майк заключил, что Шило выживет.
Поднявшись с постели, он немного постоял, опираясь о стену, потом шагнул за дверь и вдохнул полной грудью вечерний воздух, напоенный запахом трав и дымом костра. Впервые после бегства с фермы Майк почувствовал себя дома.
Он не знал родительской ласки и мечтал о доме и семье, где его, по крайней мере, считали бы ровней. И вот теперь ему показалось, что такая семья у него есть.
— Привет! — Гвинет кивнул ему, помешивая варево в котле левой рукой. Правая висела на перевязи.
— Что с тобой? — спросил Майк, придерживая повязку на ухе. Каждое произнесенное слово отзывалось новой волной боли.
— Они вернулись, — коротко ответил Гвинет, и сидевший рядом с ним боец угрюмо кивнул.
— Кто вернулся? — не понял Майк.
— «Собаки», — пояснил Гвинет. — Как только ты отрубился, они пустили еще одну пару, и мы с Флорентино пошли им навстречу.
— А где Флорентино? — забеспокоился Майк.
— Флорентино больше нет, — пояснил Гвинет. — Я даже удивляюсь, как он сумел выстрелить в ответ и положить противника… Он получил пулю в сердце — точнее еще не бывало.
— А Лозмар, его там не было? — спросил Майк.
— Думаю, нет, — ответил Гвинет. — Это был другой парень — высокий, с длинными волосами, но другой.
Они немного помолчали, потом Майку подали кружку сладкого чая, заваренного так, как это делал Джо Беркут.
«Где он сейчас и что с ним?» — подумал Майк, прихлебывая горячий напиток.
— Как твое ухо? — спросил Гвинет.
— Дергает… — ответил Майк.
— Это ничего. Правда, нижней трети как не бывало, ну да ведь это не самое страшное.
— Да, — подтвердил Майк, глядя на огонь. Ему сейчас было совершенно не важно, сколько там осталось от его правого уха: две трети или половина. Он размышлял о том, как другие бились за его жизнь, пока он был в беспамятстве.
Гвинет, тот понятно, он даже выглядел как настоящий солдат, а вот Флорентино был обычный парнишка, немногим старше самого Майка. Однако он знал все порядки и обычаи хозяев долины и исполнял свою работу грамотно и храбро.
Даже когда Морган и Майк свалились без сознания.
— Как заживет ухо, поедешь в город — продавать туков, — сообщил Гвинет.
— Откуда у нас туки?
— Двенадцать было своих, да еще гиптуккеры подогнали восемь голов… — невозмутимо пояснил Гвинет.
— Гиптуккеры подогнали?! — поразился Майк.
— Вот именно. — Сидевший рядом с Гвинетом «барсук» Тобби широко улыбнулся. — Они-то знают, как мы им услужили.
— Точно, — согласился Гвинет. — Если бы не мы, «собаки» забрали бы всех туков, а самих гиптуккеров перебили.
— Факт — перебили бы, — кивнул Майк, делая глоток крепкого чая. Он помнил рассказ Джо Беркута о нападении «собак», да и сам видел их в действии.
Угрюмо уставившись в грязное окно, Дюк сосредоточенно смотрел на двух тощих крыс, которые совокуплялись на грязном крыльце. Казалось удивительным, как у этих изможденных животных нашлись силы для подобного никчемного занятия, но уж такова, наверное, крысиная порода, так что Дюку оставалось лишь наблюдать, проводя близкие ему аналогии.
Вчерашняя погоня за большим стадом туков обернулась поражением. Откуда ни возьмись, появились «барсуки», которых «собаки» немного побаивались — все, кроме Дюка Лозмара. Он еще не был знаком со свирепой хваткой этой немногочисленной команды, однако теперь и ему стало понятно, почему о них ходит такая слава…
Они стреляли до однообразия метко и не боялись ничего, держась в традиционной парной дуэли до последнего человека.
«Собаки» потеряли двадцать семь человек убитыми, и еще полтора десятка находились между жизнью и смертью. Это был жестокий урок, и теперь Дюк думал о мщении. Ни о чем другом он думать просто не мог.
На кровати снова заворочалась Триш. Дюк по-прежнему считал ее грязной старухой, однако предательское вожделение было сильнее его. Оно превращало Дюка во всеядного самца, не брезговавшего никакой плотью.
— Что у нас есть выпить, Дюк? — простонала Триш, выпростав из-под одеяла ногу с серой, нездоровой кожей.
— Пиво теплое… — просипел Лозмар. Неаппетитный вид Триш вызывал в нем неясную обиду, и он сказал: — Я привезу из города бабу помоложе тебя, так что готовься сдохнуть…
Триш была немолода, однако вместе с годами к ней пришла некоторая мудрость. Добравшись до склянки с пивом, она запрокинула голову, Дюк не менее минуты наблюдал, как вздрагивает ее горло.
Отставив наконец полупустую емкость в сторону, женщина сказала:
— Не спеши отправлять меня подыхать, Дюк. Мало найти молодую подружку. Нужно еще заставить ее жить здесь, среди всего этого дерьма. — Триш обвела рукой помещение, брезгливо скривившись, будто прежде жила в апартаментах имперского наместника. — В свое время я влюбилась в Джема Лифшица и постепенно привыкла к этому бардаку. Ты не поверишь, но за эти пятнадцать лет, что я провела на острове, я ни разу не изменила Лифшицу, кроме разве что одного случая, когда мне понравился еще один парень… Ну а ты… ты — молодой ублюдок, с которым я должна была спать, чтобы меня не удавили или не отдали остальной сотне злобных псов.
