Так вот по поводу мозгов набекрень.
После разразившейся вакханалии выяснилось, что у аборигенов здорово деформировалась память. В том смысле, что ее отшибло. Не совсем, но прилично. Вплоть до того, что многие элементарно разучились читать. И это, на секундочку, в научных городках! Где доктора наук не то что б через одного, но совсем даже не редкость. Впрочем, насколько мы поняли, как раз докторов-то с кандидатами вырезали первыми. Как наименее приспособленных к варварству. И, возможно, как виновников произошедшего катаклизма. Точно неизвестно. Понятно лишь одно — нехилая часть современной России разом рухнула в Средневековье. Если не глубже. Там, видишь ли, Интернет и нанотехнологии, а здесь уже каменные топоры себе строгают и жрут себе подобных. Прогресс!
По поводу «жрут» это я так, от избытка воображения. Достоверных фактов на этот счет у меня нет. Одни предположения. Или, если угодно, догадки.
Так вот о памяти. Насколько нам известно, некоторые рудиментарные остатки воспоминаний у территориалов остались. И у детей их, и внуков. Чему не могли не способствовать разграбленные, часто сожженные остовы автомобилей, которые я неоднократно встречал, остатки мачт линий высоковольтных электропередач, почему-то взорванная краснокирпичная церковь. И в особенности проскальзывающие словечки. Однажды я чуть не рассмеялся (мне это стоило немалых усилий), услышав слово «супермаркет» применительно к бревенчатой избе-самострою, в которой семья гнала на продажу самогонку. Все предприятие вместе с жилыми и производственными площадями метров, примерно, шесть на шесть. И ведь не просто «маркет» — а «супер»! Под охраной здоровенной лохматой псины в репьях и почему-то в древесной стружке. Я, честно сказать, отовариться так и не решился. Да, в общем-то, и не хотел. Трусливо шмыгнул мимо. Мы тогда были еще вдвоем.
Мы с Ильей уже прилично развили сельскохозяйственную тему, я даже увлекся, на самом деле интересно, когда с востока послышался слабый звук электродвигателя самолета-разведчика. За частоколом крепости торчали десятки, если не сотни, любопытствующих лиц. Учитывая количество здешнего народонаселения, произведенный самолетиком эффект в процентном соотношении значительно перекрыл интерес москвичей к салютам в дни государственных праздников.
— Вот видишь! — победно выкрикнул я и нырнул в салон джипа. Здесь, по счастью, все еще пахло кожей и еловой отдушкой.
А ни фига! Экран все так же рябил помехами. Только в техническом окне быстро менялись цифры, характеризующие местонахождение разведчика относительно базы. Какой-никакой, а контакт есть! Значит, будет и продолжение банкета.
Все остальное я проделывал медленно и торжественно. Ведь столько зрителей! Публика должна увидеть свой спектакль.
Самолетик весьма прилично зашел на посадку, погасив скорость, и спланировал ровно на картофельные, как я понимаю, грядки. Правда, чуть дальше, чем я ожидал. Метров так за сто с небольшим от «базы». Переваливаясь на колдобинах как утка, он замер, зацепившись правым крылом за земляной холмик, отчего его развернуло градусов на сто двадцать.
Что удивительно, следом за мной, явно стараясь обогнать, бросился сотник. Только вот на тебе, не угадал! Я подхватил своего разведчика первым. И, стыдно сказать, прижал к груди.
— Чего там? — спросил Илья, сбивая мохнатую шапку на затылок.
— Пойдем-пойдем. Сейчас увидишь.
— А вот так нельзя посмотреть, чего ли?
— Откуда? Пошли, сотник.
Ну не объяснять же ему принцип работы телекоммуникационной аппаратуры.
Я стоял к крепости практически спиной. То есть ежели брать направление моего носа за вектор, которым я оказался развернут к «казаку», это не было полных девяносто градусов по отношению к плоскости частокола. Возможно, градусов семьдесят. То есть не совсем спиной, но и далеко не вполоборота. Однако мне хватило и этого, чтобы увидеть, как из ворот вылетела четверка конных.
Меня тоже кое-чему учили. Очень надеюсь, что это были мастаки покрепче и серьезнее тех, кто когда-то — кстати, интересно кто? — пестовал Илюшу.
Руки у меня, понятно, были заняты самолетом. В иной ситуации я бы его без сожаления бросил, но тут образовался торг. Я, конечно, не торгаш, но момент просекаю. Научился.
Уродовать его я не стал. Просто ударил толстым рантом ботинка по голени сотника. Кто не пробовал… В общем, не советую. Ну его. Больно это. А если удар провести со знанием дела, то, уверяю, эффект окажется просто поразительным. Мой Илюша даже охнуть не сумел. Просто осел, открыв рот от боли и изумления, и схватился обеими руками за ногу, вытаращив глаза. Наверное, со стороны это смотрелось удивительно и, допускаю, даже где-то забавно. Вот стоял себе мужик, базары свои разводил, а тут вдруг присел и даже валиться начал. Уж я постарался, чтобы со стороны мой удар было не разглядеть.
Подхватил самолет под левую руку, а правую положил на грудь, аккурат на то самое место, где из кобуры торчит рукоять пистолета. И не слишком быстро пошел к своему трехосному мустангу. Но и не совсем уж медленно. Иду, смотрю на конных и начинаю подозревать, что как-то не так они себя ведут. В смысле не так, как я предполагал. Скачут себе во весь опор, но, похоже, не ко мне. А просто по дороге. И, кажется, по своим делам, ко мне вовсе не относящимся. Ну или не совсем вовсе, но во всяком случае не явно. И не немедленно. В том смысле, что прогалопировали мимо джипа, обдав его пылью, и дальше себе, дальше.
Я проводил их взглядом. Да, неудобно получилось. Придется мне перед Илюшей извиняться. Я обернулся к нему. Сотник все еще пребывал в меланхолии, лежа на земле. Но уже подавал признаки жизни в виде мата, не очень громкого, но лично мне хорошо слышного.
— Илья! — окликнул я. — Ну чего ты там? Картинку пойдешь смотреть?
То, что он мне ответил, я предпочитаю не воспроизводить исключительно по цензурным соображениям. Хотя ответил он сильно, не скрою.
— Ну извини. Ну показалось мне.
— Я тебя извиню… — Тут я вынужден несколько купировать его текст. Но ведь это ж надо, до чего стильно умеет выражаться человек! И, я бы сказал, цветисто. С обилием мощных прилагательных и совершенно неожиданными определениями, обобщениями и предположениями по поводу моей ближайшей родни. Даже завидно. Я всегда был неравнодушен к людям, умеющим делать хоть что-то лучше меня. И вот что странно. Где-то память у них, в смысле- у территориалов, отшибло, а вот где-то — фиг!
— Я тебя так извиню… Ты у меня… Родная мать тебя… До конца дней зубы в кармане будешь носить, а жрать жопой станешь.
Это все-таки, согласитесь, уже перебор. По собственному опыту знаю, что людям нельзя давать заговариваться. А то наобещают вот так вот сгоряча, потом ведь исполнять придется. Оно мне надо? Можно, конечно, заставить его замолчать и силовым способом, но зачем это делать на виду у воззрившегося на нас электората? Ему это — потеря авторитета, мне — приобретение свежеиспеченного врага. И я решил провести небольшой лингвистический эксперимент.
