И это только три случая, о которых сочли нужным доложить арбитру-сеньорис. Должны быть более повседневные заговоры и раздоры, отдельные случаи насилия или крамолы, с которыми судьи из каждой судейской крепости могли разобраться и сами. Самые мелкие из преступников: вандалы, портящие имперскую собственность, симулянты, пьяницы, нарушители общественного спокойствия, участники убийств и избиений. Все это происходило в гигантских жилкомплексах, куда изредка заходили патрули арбитраторов и в случае надобности использовали простейшие уличные наказания без всяких разбирательств. Заговорщики здесь просто не выделялись на общем фоне, как это было бы на процветающей и благочестивой Эфеде.
Она начинала понимать, насколько сложно все будет. В своем трактате Галимет концентрировался на экклезиархальных церемониях и затрагивал их историю. Он рассказывал, как народ Гидрафура годами жил в стыде за то, что их система сдалась Кардиналу-Отступнику, как Кай Балронас, проведя двадцать лет на Земле, вернулся на родину Понтификом Мунди и основал традицию ежегодного бдения, поста и покаяния, чтобы объединить всю систему искуплением и духовным очищением, и как кульминацией вигилии стала месса накануне великого празднества Сангвиналы, когда граждане прекращали свой долгий пост и оканчивали покаяние радостным чествованием Господа Ангела.
Также Галимет записал, что есть такой обычай, когда сильнейшие и богатейшие жители Гидрафура собираются на Мессу в грандиозном соборе улья-столицы. Она помнила, как сочла это событие совершенно обычным и продолжила чтение. Тогда она решила, что, будучи арбитром, сможет разобраться, что там к чему. За месяц до Мессы улей оказался битком набит всяческими сановниками: всеми ответвлениями Адептус, вольными торговцами, могущественными негоциантами, офицерами выдающихся флотских династий со своими космическими поместьями и ленными флотами.
И, естественно, для религиозного собрания нашлись и другие цели. Ей уже предоставили показательный пример того, как улей лихорадило в месяц перед Мессой — манерной, изысканной, безупречно разыгранной лихорадкой, окутанной столькими слоями протокола, что даже половина коренных жителей не могла сквозь них проникнуть, и все же — лихорадкой. В эти три-четыре недели элита всей системы упаковывала такое количество насыщенных интриг, какого хватило бы на год. Семьи, владеющие богатством, сравнимым с валовым продуктом целой планеты, торговались и обменивались услугами ради малейшего изменения рассадки на одном из банкетов Кафизмы; правильный поворот беседы на утренней прогулке мог означать союз, способный устраивать и разрушать жизни. С другой стороны, был и этот почти спонтанный вольный пьяный разгул, в который она вчера угодила. Кто бы мог воспользоваться всей этой суматохой, чтобы убить арбитра? Кальпурния глотнула воды и снова вздохнула. Кто знал, сколько там неизвестных, что они думают, что скрывают? Кровь Жиллимана, как снизить количество подозреваемых хотя бы до тысячи?
Она снова подобралась к окну и выглянула, не обращая внимания на гудение в основании черепа, которое было вызвано силовым полем. Ее покои выходили на сторону, противоположную Собору, на склон улья, который ниспадал к огромной плоской городской равнине. Кальпурния была знакома с огромными рукотворными ульями, которые порождали имперские миры, когда их население становилось слишком большим и плотным, чтобы жить в обычных городах. В Ультрамаре ульев не было, но вокруг орбитальных шахт для запуска грузов на Хазиме выросло два таких мегаполиса, а Дон-Круа, благодаря расположению между тремя довольно загруженными варп-течениями, обладал таким населением, что для его размещения понадобилось приличная дюжина ульев, торчащих подобно опухолям над его изрезанной пропастями поверхностью.
По сравнению с головокружительными громадами ульев Некромунды или Ванахейма Босфорский улей был скромным и мелким. Технически, он на самом деле едва имел право называться ульем — скорее, это было место, где беспорядочная застройка, покрывающая всю аллювиальную равнину внизу, добралась до отрога горного хребта и вскарабкалась по нему вверх. Он стоял на скальной породе, а не на искусственной основе, пустой и набитой людьми, как настоящий улей. И все же вид был достаточно впечатляющ — огромный лес шпилей и башен, тянущийся по изгибам горного склона в более темные и скромные глубины города на равнине.
Под самым окном Кальпурнии вниз отвесно уходила высокая и широкая Стена, просторным башням и бастионам которой достало бы места, чтобы вместить целый город, и прочности, чтобы отбить нападение целой армии. Она соединялась со стеной Августеума у монументальных Врат Правосудия, местами расширялась огромными укреплениями, где находились дома и покои командиров и высшие суды, потом переходила в гребень из рокрита и адамантия с тридцатиэтажный дом, поднималась башнями, которые сами по себе были отдельными крепостями, и опускалась до самого подножия улья, где завершалась одинокой монолитной цитаделью и вратами.
В Стене находились залы суда, комнаты для допросов, камеры для казней и заключения, оружейные, казармы, тренировочные площадки, часовни, трансляционные вышки, генераториумы, ангары, полные БТР «Носорог» и танков для подавления беспорядков «Репрессор», библиотеки с бумажными книгами и инфоковчегами, настолько обширные, что можно было потратить целую жизнь, разыскивая одну-единственную старую запись. Вокруг каждых ворот мерцали огни лагерей, где просители ждали неделями, месяцами, годами — сколько бы времени не понадобилось махине Адептус Арбитрес, чтобы выдать решение или передать весть о судьбе близкого, угодившего за эти стены. Охранники ворот в столь огромных крепостях-участках обязаны были регулярно прекращать войны, разгорающиеся из-за мест в очереди. Кальпурния даже знавала арбитров, которые родились и провели первые годы жизни рядом с воротами судов, где стали работать, когда выросли. В большинстве гарнизонов считалось, что такие люди приносят удачу своему отделению.
Ей понадобится месяц, а то и больше, чтобы научиться ориентироваться в районе Врат Справедливости и среди верхних башен. Но она научится, подумала Кальпурния, понемногу избавляясь от мрачного настроения. Она это уже проходила. Каким бы чужим сейчас не казался Гидрафур, вскоре все эти названия обретут смысл. Люди перестанут быть лицами, которые проходили мимо, и именами, которые надо было напоминать. Она начнет понимать, кто педантичен, а кто небрежен, кто может представить широкую перспективу, а кто теряется среди деталей. Она будет знать, кто преступно пренебрегает догмами священного Лекс Империа, а кто, ударившись в противоположность, прячет ущербность собственных суждений за буквой закона и сам себя связывает по рукам и ногам. Она узнает, кто истинно верует и действительно понимает доктрины, которым они следует, а для кого «За Императора» — не более чем пустая фраза, выкрикиваемая перед тем, как обрушить силовую дубинку на череп какого-нибудь случайного прохожего. Она работала со всеми этими типами людей и хорошо справлялась. Это доказывали Венок Провоста и три печати почета, что висели на стене позади нее. Здесь она тоже справится.
