Со второй парой малость перестарался. То ли от страха бил сильнее, то ли просто переусердствовал, но, когда на колено возле тел присел да сунулся пульс нащупывать, пальцам горячо стало. Горячо и склизко. Сразу дошло, в чём дело-то может быть, проломил головёнку-то караульному. Догадаться-то догадался, но удостовериться в догадке не помешает. Руку в сторону мельтешащего света поднял, а пальцы-то и впрямь тёмные до черноты. И липкие. Опять же к носу поднёс, понюхал — характерный запах-то, ни с чем не спутаешь. Сплюнул со злости в сторону разом набежавшую в рот слюну, выругался, про себя само собой, но пульс всё-таки проверил на всякий случай. Вроде бы стучит что-то. Глядишь и выживет…
Выпрямился, пошёл в полный рост под свет, под тот самый фонарный столб. Остановился, руками помахал над головой, сигнал тем самым подал своим. На те уже и двери в караульное помещение заблокировали. Особо мудрить не стали, подпёрли ручку лопатой. Просто и со вкусом. Надолго эта преграда служивых не задержит, но нам надолго и не нужно. Лишь бы запуститься успеть, вырулить да взлететь…
Что и получилось — запустились успешно. Вот только дальше всё не по плану пошло. Похоже, кто-то в давешней толпе соплеменников у нашего посольства оказался толковей, чем я думал. Ну и спрогнозировал наш сегодняшний побег. Спрогнозировал и до своих довёл. Хорошо ещё, что не до всей той толпы, а до самых ушлых. Сообразил, умница, что самолёт всех не заберёт. Особенно если учесть, что мы его так и не дозаправили после посадки…
Короче, запустились, фары включили… Только тормоза отпустил, как пришлось сразу же вновь оттормаживаться. Хорошо ещё, что стронуться с места не успели. Потому как в свете фар и увидели набегающую на самолёт группу штатских. Честно скажу, были бы здесь одни мужчины, даже и не подумал бы тормозить. Всё равно бы успели разбежаться. Но женщины и дети… Вот и пришлось оттормаживаться, открывать двери и в быстром темпе принимать на борт неожиданных пассажиров. Ну и, само собой, за это время смогли освободиться запертые в караулке бойцы. Возмущение которых я вполне понимал. А вот они наши справедливые намерения и точно такие же действия почему-то понимать не хотели. Потому-то и открыли, сволочи, стрельбу сразу на поражение. Хорошо хоть к этому времени мы всех пассажиров успели загрузить…
РУДы на взлётный сунул, тормоза бросил, развернулся практически вокруг стойки и, набирая скорость, понёсся прямо на вспышки выстрелов…
Потому что другого выбора не было. Как и другого пути. Заруливали-то мы после посадки на стоянку… Вот и выруливать отсюда тоже нужно было как раз мимо этого гадского домика. А иначе на полосу никак не попасть было. Да ещё и под пулями, да с гражданскими на борту… Короче, переклинило меня от злости. Да и почему-то уверен был в правильности своего решения. Разбегались мы курсом точно на караульное помещение. С ба-альшим удовлетворением в душе, даже со злорадством в ней же увидел метнувшихся в разные стороны бойцов. Бросающих свои винтовки в попытке ускользнуть от винтов, сохранить свои жалкие никчёмные жизни. Вот честное благородное слово, так и подумал — жалкие и никчёмные…
Спасло то, что заправить самолёт не успели. Взлётный вес даже с учётом дополнительного груза до максимального не дотянул. Ну и в самый последний момент всё-таки не стал рисковать и испытывать судьбу на прочность — отвернул чуть в сторону. Боком, боком подорвал самолёт, потянул-поддёрнул штурвал на себя, помощник со своей стороны из всех сил помог тянуть… Даже придерживать немного пришлось, а то бы перетянули вдвоём от такого усердия. Ну и бортинженер масло из РУДов выдавливал, с такой силой их вперёд давил, что даже упоры ограничительные маленько погнул.
Перетянули чудом через караулку, через невысокий белёный штакетник оградки, дальше чуть было не упали, вниз плюхнулись… Стойки на себя весь удар приняли, жалобно брякнули. Да так, что даже нам в кабине слышно было. Тут же амортизаторы распрямились, подкинули машину в воздух… А дальше винты подхватили тяжёлый аппарат, потянули его вперёд… Так и ушли на предельно малой высоте…
Как только немного набрали скорость, как только штурвал перестал в руках болтаться, словно то самое, в приличном обществе не упоминаемое, которое в проруби бултыхается, как сразу же и команду дал на уборку шасси. Ну а дальше стало проще. И скорость быстро пошла вверх и можно было от земли отойти — окраины-то городские столичные вот они, рукой можно дотянуться. И потихонечку уходить вправо, в сторону моря… И всё время не давало покоя одно — а ведь по нам успели не один раз выстрелить… А куда попали-то? Ну не могли же они все промахнуться? Закон подлости ещё никто не отменял, поэтому обязательно сейчас должна какая-нибудь гадость случиться…
Глава 4
Городские огни остались где-то далеко слева. Вокруг пока полная темень, несмотря на скорый рассвет. И до береговой черты рукой подать. Вот только по такой темноте никак не определить, где она, эта черта. Будем в точности придерживаться нашего маршрута, обойдём Швецию, Борнхольм и скоро будем в Кёнигсберге…
Лететь не так и далеко, но времени поразмышлять хватило. Непонятен сам факт попытки ареста самолёта. Зачем, для чего? И ведь именно самолёт арестовали, а не нас. Хотели захватить задарма технику? Так её купить у нас проще простого… Или я чего-то не знаю, не понимаю?
А теперь вот приходится в срочном порядке возвращаться назад, вопреки приказу Батюшина. Не выполнил я задание…
После посадки первым делом на местный КП направился. Вдвоём с нашим сопровождающим. Нужно узнать последние новости, доложить о возвращении, попытаться связаться с Батюшиным. Если это, конечно, возможно.
За нами следом все пассажиры увязались. Но это правильно. Теперь бы поскорее их сбагрить на местное начальство, пусть отправляют на вокзал. Хмыкнул, оглянувшись. Потому как припомнилось недавнее — а как лихо они из самолёта на землю вывалились после приглашения покинуть самолёт… Быстрее только в этот же самый самолёт запрыгивали, когда остаться там, на полуострове, опасались…
А вот и знакомое КП. И все пассажиры эти вынужденные в один момент из головы вылетели. Ну, что сейчас тут нам нового скажут? А ничего не сказали, руками развели, да и только. Хорошо хоть на постой определили и на пищевое довольствие поставили.
Отбили телефонограмму в Петроград, вышли на улицу — теперь не то, что раньше. Теперь нужно ждать ответа. А когда этот ответ придёт, неизвестно. Но и это хорошо. В смысле, что придёт. А то может и не прийти. Запросто в таких — то условиях. А пока ждём — можно заправить самолёт, после этого пообедать и устроиться в гостиницу. Ну и одежду привести в порядок, в первую очередь. После ночных-то приключений…
Царское Село
Вечер. Заходящее солнце с трудом пробивалось через плотно задёрнутые шторы, находило в них незаметные глазу щели, просвечивало сквозь плотную ткань и в этом рассеянном предзакатном свете вспыхивало в кабинете редкими золотисто-пыльными искорками. И как-то умудрялось подсвечивать и мебель, и находящихся в кабинете людей. Да ещё потрескивающий огонь в камине давал дополнительный свет. Мать и сын выслушивали ответы своих приближённых.
— Это точно? Весь экипаж, кроме их командира, на месте?
— Да, Ваше императорское величество, — коротко поклонился Батюшин.
— А полковник, получается, пропал вместе с самолётом?
Николай Степанович утвердительно склонился в очередном дворцовом поклоне.
— И никто ничего не видел, не слышал и не знает? — показное нарочитое удивление едва-едва проскользнуло на лице вдовствующей императрицы. Так, чтобы можно было точно обратить на него внимание.
— Так точно, ваше императорское величество, никто и ничего, — в очередной раз за сегодня кивнул генерал.
— И ваши люди, конечно же, тоже ничего не заметили? — Мария Фёдоровна перевела требовательный взгляд на стоящего рядом с Батюшиным Джунковского.
— И мои, — потупился Шеф жандармов, скосив при этом глаза чуть в сторону, на укрывающегося в тени лампы императора.
