Все закончилось неожиданно – волнение почти утихло, впереди ярко сияло солнце, и море показалось мне удивительно безмятежным, словно оживший густо-зеленый ковер, неутомимо катящий на юг тонкие серебристые барашки волн. Выбравшись из рубки, я стремительно взбежал по трапу и оказался на мостике.
Насквозь промокший Эйно невозмутимо покуривал свою трубочку.
– Смотри, – сказал он мне, указывая за корму.
Уже достаточно далеко, не менее чем в паре миль от барка, я увидел пульсирующее марево тумана, поднятое бушующим морем. И теперь только я понял, чем мы рисковали.
Проход, с обеих сторон стиснутый тонущими в белой пене клыками скал, был достаточно узок – а ведь я знал, что там, в глубине этого каменного хаоса, Врата представляют собой бурлящий лабиринт протяженностью в несколько миль! Справа и слева от Врат до горизонта тянулись темные, неровные контуры скалистых островков, населенных лишь бесчисленным множеством морских птиц, которые бесстрашно ныряли в волну, добывая себе рыбу.
– Здесь сталкиваются два мощных течения, – пояснил Эйно, отряхивая с себя воду, – океанское – и более теплое, идущее из глубин Тиманского моря. Поэтому Врата опасны в любое время года. Обратно нам придется идти под машиной. Или – рисковать встречей с пиратами.
– Разве мы должны бояться галер? – поразился я.
Эйно негромко рассмеялся и потер в пальцах горячий чубук своей трубки.
– Разве я сказал, что мы должны их бояться? Я не хочу, чтобы обо мне заговорило все побережье. «Брину» еще не раз придется гостить в этих водах, и я не имею ни малейшего стремления к популярности. Если мы встретим пиратов, их придется топить…
Я попытался вспомнить все, что мне приходилось слышать о страшных галерах, терроризирующих почти все Тиманское море. Разумеется, даже целая свора этих суденышек не смогла бы продержаться против страшной артиллерии «Бринлеефа», бьющей, как я уже знал, на огромные расстояния, – но все же слава безжалостных головорезов, давно закрепившаяся за шахрисарскими разбойниками, холодила мне сердце. К тому же, как я знал, шахрисарские сатрапы имели и настоящий боевой флот, состоящий из больших океанских кораблей. Вспомнив про острый носовой таран нашего барка, я решил что дело не так уж плохо. Даже если Эйно не поможет артиллерия, он легко перетопит своих врагов таранными ударами бронированного носа.
– «Брин» строился для того, чтобы властвовать в любых водах, – произнес Эйно, многозначительно глядя на меня. – Я вынашивал этот проект в течение десятилетия. Раньше у меня были другие корабли, последний уже нес на себе броню, но меня не устраивала его артиллерия. А потом мой старинный друг Кошхар предложил одну идею, которая сперва казалась всем просто сумасшедшей… скоро ты поймешь, о чем я говорю.
Продолжая загадочно усмехаться, Эйно потрепал меня по плечу и скрылся в люке.
Несмотря на жаркое южное солнце, я зябко передернул плечами. Хозяин «Бринлеефа» вызывал у меня смешанные чувства – с одной стороны, я не мог не восхищаться им, но с другой он казался мне этаким смеющимся демоном, непредсказуемым и смертельно опасным. Постояв еще немного на мостике, я поглазел, как матросы добавляют парусов, как Жиро и второй боцман Рейкл распоряжаются уборкой на палубе, и спустился к себе – меня ждала загадочная пеллийская фармакопея, изучить которую я поклялся в ближайшее же время.
Разбирая закорючки незнакомых мне слов, я и не заметил, как сгустились сумерки. Очевидно, в каюте командира уже отчаялись ждать меня к ужину – в дверь нетерпеливо постучала Ута.
– Ты что тут, спишь, что ли? – возмущенно поинтересовалась она. – На время не смотришь?
– Говори по-пеллийски, – машинально ответил я и, заложив нужную страницу кожаным шнурком, захлопнул тяжелый том. – Извини… читаю. Должен же я разбираться в ваших лекарствах?
На ее лице появилась виноватая улыбка.
– Да, ты, конечно, прав… но ужин никто не отменял.
По возможности – то есть тогда, когда наш узкий круг «старших офицеров» был свободен от вахты или каких-либо неотложных дел – мы собирались на ужин в той самой каюте, в которой я впервые познакомился с Эйно, Тило и Пертом. Я не очень понимал, какие обязанности возлагаются в экипаже на Уту, но она неизменно садилась с остальными. Она же и прислуживала за столом – не являясь, как я понимал, прислугой в полном смысле этого слова.
– Прошу извинить меня, – заявил я, входя в каюту, – но пеллийские медицинские книги не слишком легки для моего понимания.
– Ты строишь пеллийскую фразу так, как это принято в ваших краях, – иронично приподнял бровь Эйно, – а говорить все же следует попроще… садись к столу. У нас как раз баранина из твоего Элливара.
– Вы заходили в Элливар? – удивился я. – Вы никогда не говорили мне об этом.
– Мы уже долго болтаемся по морям, – неопределенно протянул Тило. – Иногда мне кажется, что хозяин задумал проверить барк в кругосветном путешествии.
Иллари молча налил мне полный кубок вина и придвинул тарелку с мелкими солеными орешками, которыми пеллийцы закусывали при всяком удобном случае. Баранина, на мой вкус, оказалась излишне сдобренной пряностями, но я так проголодался за книгами, что вцепился в свой кусок, как пес.
– Так вот, – Эйно отодвинул пустые тарелки, расчищая себе место на столе, тщательно вытер салфеткой жирные пальцы, и достал из кармана куртки небольшую свернутую карту. – Проливы, понятное дело, измениться не могли. За двадцать лет их не размоет штормами, верно? Смотри, Тило, – это эскиз князя Рорбаха, сделанный им самим в годы Желтой Луны, когда он заходил сюда со своими товарищами. Глядя на эту карту, я и сам многое вспоминаю. Конечно, я был тогда мальчишкой, но все же… смотри – здесь хорошо даны глубины и течения…
Глянув на карту, Тило недовольно зашевелил губами, словно бы подсчитывая что-то в уме, – в эти мгновения он напоминал купца, сидящего в лавке над дневной выручкой.
– И я, по-твоему, должен буду выводить отсюда «Бринлееф»? – спросил он, вглядываясь в карту. – Сплошные островки. Встречные течения!
– Здесь глубоко даже в отлив, – начал было Эйно, но тут сверху раздался протяжный крик вахтенного офицера:
– Огни по левому борту! Огни большого корабля!
– Проклятье! – Эйно вскочил на ноги, и мы все последовали его примеру.
Выбравшись на мостик, я нетерпеливо развернул свою подзорную трубу, с которой расставался только в постели, и принялся обшаривать горизонт. В небе, как раз с правого борта, ярко желтел серп Эттилы. В ее неверном сиянии черный силуэт громадного барка был прекрасно различим для наблюдателей чужака. Вскоре я увидел его! Это был военный корабль, большой трехмачтовый фрегат с двумя артиллерийскими палубами, он скользил по серебрящейся волне, легкий бриз надувал его темные паруса.
