— Не-е… — нужно, хотел сказать Рамзес, я сам заплачу, но поперхнулся иссохшим горлом.
— Воды побольше, — посоветовал врач, скрываясь за дверью, и Рамзес с ним был абсолютно согласен.
Девушка села у изголовья и протянула Рамзесу кружку.
— Плохая вода, — сказала она, будто извиняясь. — Из… как это?.. земли. Из колодца.
Вода и впрямь оказалась не очень, уж Глеб разбирался в таких вещах. Впрочем, где здесь, в Зоне и окрестностях, здоровая вода? Рамзес цедил питье строго по науке: смачивал язык, небо, и только потом глотал, наслаждаясь холодной щекоткой в пищеводе.
Девушка разглядывала его без какого-либо стеснения. В здешних краях сказали бы: вылупилась, бесстыжая, но в местах не столь консервативных такой взгляд назывался открытым. Правда, не очень дружелюбным. Было что-то в этих огромных глазах, чего Глеб не мог понять. То ли прищур, то ли пристальность, совершенно нехарактерная для совсем молодой женщины. Акцент и заминки на самых простых словах подсказывали, что девица приехала издалека, и русский для нее не родной язык. Или основательно подзабытый. Видимо, дочь эмигрантов, изучавшая родные напевы на примере родительских ссор. Из того, заграничного бытия открытость. Из другой, родительской жизни оценивающий прищур и жесткость.
Многое читал Рамзес в этом взгляде, что мог прочитать мужчина, не обделенный женским вниманием. Девочка интересная, как говорится, с перчиком. С тайной, загадкой, которую неплохо бы разгадать, хотя опыт подсказывал, что загадка та высокого уровня сложности.
Напившись, Глеб вытянулся на скрипучей раскладушке и провел ревизию организма, напрягая поочередно мышцы от пальцев ног и выше. Что ж, бывало и хуже, решил он и сел в кровати. Кружилась голова, нужно было вставать, но — пикантный момент — Рамзес понял, что не одет. Совершенно. Он покосился на девицу.
Девушка, хмыкнув, откуда-то вынула и положила рядом с Глебом стопку чистой одежды. Отвернулась, пока Глеб одевался.
— Ленка стирала, — сказала девушка в пространство. — А это — дом ее матери. Можешь быть им благодарен.
И ни слова, ни аха, мол, лежите, больной. Девица определенно начинала Глебу нравиться.
— Я благодарен.
Глеб попробовал встать. Голова закружилась сильнее, несколько мгновений сталкер боролся с обмороком. Он дождался, пока разлаженный организм мобилизуется, и сделал первое упражнение. Тело подчинялось неохотно. Глеб выполнил второе, третье и, наконец, вошел в ритм.
Разминаться учил опять таки Мишка Ворон, два года назад. Перед упражнениями ветеран обычно медитировал, рассуждал о потоках энергии, точках силы и прочей мутной философии. Разминал язык, так это называл сугубый материалист, иногда, по обстоятельствам, верующий, Рамзес. Насколько Мишка верил в свою философию — вопрос темный, Глеб подозревал, что не особо и верил, но комплекс собрал толковый. Обманчиво простые движения подстегивали не хуже иного энергетика.
Девушка сидела, опершись подбородком на кулак, а кулаком на спинку стула, и смотрела как Глеб, который позавчера наладился умирать у ее ног, разминается.
— Ух ты! — удивилась она. — И на шпагат можешь?
— Я много чего могу, — не стал скромничать Глеб.
— Уважаю! Мышцы должны быть сильными, но… как это?… компактными. Большие мышцы нужны только в спорте, а в жизни их кормить приходится и на себе таскать. Хочу тебя спросить: ты, часом, не дурак?
— Не замечал, — признался Глеб. — А что?
— Ну… — девушка неопределенно повела рукой. — Когда ты вскочил и начал размахивать ногами, я удивилась и решила уточнить. Значит, ты передо мной… как это?.. выпендриваешься?
Рамзес смахнул со лба нездоровый пот.
— Ты кто, прелестное дитя? — начал он и сразу же понял, что взял неверный тон.
Сталкер привык, что женщины млеют от его самцовости, наработанной многочисленными ходками за Периметр. Ему приелось когда-то любимое занятие — азартная борьба за подругу. Возраст и Зона сменили приоритеты, и теперь Глеб общался исключительно с девушками сильно моложе себя. С которыми проще. Которые не напоминают жену до спазмов в горле. До желания напиться вдрызг и подраться вкровь.
С этой проще не получалось, у этой характер блестел в глазах.
— Меня зовут Инга, — ответила девушка, едва заметно раздувая крылья носа. — Инга Порывай. А ты?
Инга?! Сталкер помнил озеро и бесстрашную пловчиху, а вот лица не помнил. Не смотрел в лицо, если честно. Как пацан, ей-богу.
— Глеб, — представился Рамзес после секундной заминки. — Я не выпендриваюсь. Правило такое — не разогретые мышцы могут подвести.
Не объяснять же, что это физическая потребность где-то на уровне рефлекса.
Инга кивнула.
— Штаты? Европа? — спросил Глеб. — Выговор у тебя нездешний.
— Штаты. Но родилась тут… неподалеку.
Интересно! Глеб поставил галочку против этого пункта в воображаемом списке. Нужно обдумать.
— Спасибо тебе. Это ведь ты меня вытащила?
— Да, — абсолютно без рисовки подтвердила девица. — Ты что-нибудь помнишь?
— Автобус, — неуверенно сказал Глеб.
— Тебя хотела арестовать полиция… то есть милиция. Я дала пятьсот долларов, потому что ты отнял у копа автомат.
— Автомат не помню, — растерялся Глеб, утирая полотенцем лицо. — Но я хотя бы пристрелил вымогателя?
— Нет, но собирался, — девушка вдруг улыбнулась, и улыбка оказалась чудо как хороша. Западал Глеб на девичью улыбку, имел слабость. Никакие прелести не цепляли его, как уголки губ и ямочки на щеках.
— Обычно, они берут триста, — Глеб не мог отвести взгляда. — И велят проваливать с их территории.
— Тебе тоже велели, — девушка стала серьезной, — но ты был… как это?.. не-транс-пор-табелен. Я думала, ты умрешь.
— Я живучий, — Глеб вспомнил завистливые шепотки за спиной.
— Ты сталкер! Говорят, все сталкеры живучие.
Глеб неопределенно повел головой.
— А ты здесь какими судьбами?
Инга протянула визитку.
— Фонд защиты экстремальной природы, эксперт и директор в одном лице.
Она не стала упоминать, что еще состоит в попечительском совете на пару с папенькой, который меньше чем на председателя не соглашался и денег давать не хотел. Других единиц штатное расписание Фонда не предусматривало.
Глеб принял картонный прямоугольник. Легкомысленные виньетки, красивый логотип. В углу длинный телефонный номер, хорошо запоминающийся, и ничего более, ни имен, ни должностей. Таких картонок и Глеб мог наштамповать сколько угодно. С самыми вычурными и бессмысленными названиями.
— Это понятно. Фонд, природа, ага, — осторожно сказал Рамзес. — Но я не об этом спрашивал.
