— Тебе-то что? — Йохан медленно выдохнул дым прямо в лицо Диве. Тот прикрыл глаза и произнёс после некоторой паузы:
— Если ты не забыл, я певец. Мне надо беречь голос. Дым раздражает связки.
— Это ты только помнишь, что дым должен раздражать связки, — ответил на это Йохан, затягиваясь. — На деле ничего у тебя там не раздражается. Уже лет пятнадцать.
Он хохотнул. Лорэлай отвернулся, стискивая челюсти, и процедил:
— Тебе постоянно надо напоминать мне об этом, да? Это тоже доставляет тебе удовольствие?
— Хм. Дай-ка подумать. Кажется… да.
Йохан снова засмеялся и попытался притянуть к себе Лорэлая.
— Да ладно тебе, иди ко мне. Давай сюда свой холодный ротик…
— Так вот, мне это НЕ доставляет удовольствия! — огрызнулся вампир, вырываясь. — Я тебе уже говорил, что я живой! Ясно? Я — живой! Я хожу, говорю, мыслю и чувствую!
— Ммм… Живой? А вот тут у нас что? — Йохан бесцеремонно подтянул к себе руку Лорэлая, приложил запястье к своему уху, будто телефонную трубку, и издевательски осклабился. — Ну? Что-то тикает, кажется! Тик-так-тик-так. Наверное, пульс!
Лорэлай вырвался и зашипел, страшно скалясь. Йохан вмиг посуровел, юркнул рукой под подушку и выхватил оттуда электрошок. Вампир замер.
— А ну тихо! Спокойно, Лори, давай не будем портить друг другу шкурку… — напряжённо проговорил он.
— За что ты так меня ненавидишь?! — всплеснул руками Лорэлай, вскочив с постели, — за что?! Я же просил не тыкать мне постоянно в лицо фактом моей смерти! Зачем тебе это?!
Йохан смотрел на него, поджав губы. Сердце слегка дрогнуло. Что это? Неужто чувство вины пожаловало? Впервые за столько лет.
Лорэлай повернулся к окну, и многоцветье неоновой иллюминации легло на его голое гладкое тело отблесками церковных витражей. Йохан встал, приблизился и обнял вампира со спины.
— Лори, прости меня. Ну вот такой идиотский и солдафонский у меня юмор. Наверное, мне просто сложно принять тебя… хм… полностью таким, какой ты есть.
Лорэлай выдержал паузу. Потом повернулся в его объятиях и заглянул в глаза.
— Тебе не нравятся мёртвые? Но я ведь живой! Живой! Чем же я отличаюсь от живого? Где сказано, что мёртвое — это то, что способно самостоятельно передвигаться, осмысленно говорить, мечтать, страдать, любить, смеяться, плакать… Это ведь уже не будет что-то мёртвое!
— Но и не в полной мере живое. Лори, ты ведь прекрасно понимаешь, что понятия «жизнь» и «смерть» чётко определены.
— Нет! Ни о какой чёткости не идёт речи! — упрямо мотнул чёрной гривой вампир. — Преобладание процессов распада над процессами синтеза? Но ведь в моём теле процессы распада и синтеза вообще не идут! Отсутствие сердцебиения, дыхания и зрачковой реакции? Но ведь я всё это могу продемонстрировать! И я мёртвый после этого?!
Йохан неопределённо пожал плечом.
— Всё относительно! Всё имеет грани и полутона! — продолжал с жаром говорить Лорэлай. — Кома — это форма смерти, а я… такие, как я — мы ведь являемся доказательством того, что жизнь может обретать и такую форму тоже!
— Теперь осталось доказать это Комитету, — усмехнулся Йохан.
— Мы можем доказать это Комитету, — голос Дивы внезапно упал до бархатного вкрадчивого шёпота. — Йохан, ты ведь правишь «Танатосом» и этим миром. Парламент вынужден считаться с политикой корпорации! А ты ещё думаешь о каких-то там Комитетах! Да если ты только сделаешь заявление, Комитет не посмеет пикнуть! Они примут твоё решение и подгонят под него свою документацию, термины, постановления — всё!
— О чём ты? — Йохан насторожился, хмурясь. — Ты можешь говорить конкретнее?
— Я хочу, — размеренно начал Лорэлай, — чтобы ты назначил меня своим заместителем и совладельцем корпорации. И тогда никакой Комитет не посмеет сказать мне, что я — мёртвый! Ведь мёртвые не имеют права собственности и не имеют права состоять на какой бы то ни было должности. Тем более, такой высокой.
Йохан слушал всё это, расплываясь в улыбке всё сильнее и сильнее. Наконец, он расхохотался. Как он и предполагал, никакой страсти, только корысть. Что ж, сильный мира сего и шлюха-интриганка. Отличная парочка, нечего сказать!
Лицо вампира напряглось, глаза сузились.
— Лори! — отсмеявшись, проговорил Йохан, обняв его за плечи, — ты ведь ни черта не смыслишь в бизнесе! Даже если бы ты был живым, я бы не выполнил твоей просьбы. Тебя в лучшем случае можно устроить только в морги, да и там ты обязательно напортачишь, и корпорация разорится на починке криокамер.
— Не обязательно работать самому, — пожал плечами вампир, стараясь оставаться спокойным. — У меня может быть много заместителей, профессионалов, знающих своё дело. Мне просто нужен этот чёртов статус! Мне нужно ткнуть этим снобам из Комитета в морду моим правом!
— Нет, Лори, — покачал головой Йохан, криво улыбнувшись. — Вовсе не это тебе нужно. Тебе нужна власть. Только власть и ничего кроме власти. Хочешь перекроить законы под себя? Хочешь заставить целый мир плясать под твою дудку? Не получится, любовь моя.
— Но почему получилось у Эриха?! — вскричал Лорэлай, всплеснув руками и вырываясь. — Он ведь такой же, как я! И тем не менее, он сохранил все свои права и имущество!
— До тех пор, пока тайна его смерти не будет раскрыта, — напомнил Йохан. — Да только мы все заинтересованы в том, чтобы эта тайна сохранялась как можно дольше. И ты тоже, Лори. Судьба твоего хозяина — в руках нас всех. Хоть сейчас могу позвонить в Комитет и натравить на него их свору. Но какой нам всем в этом прок? Тебя либо продадут на аукционе вместе со всем его имуществом, либо уничтожат. Мне… Хм… Пожалуй, мне было бы выгодно избавиться от Эриха, стать полновластным хозяином «Танатоса». Но он строго хранит все свои секреты, и я не хотел бы оставлять многочисленную армию эвтанаторов без инъекций. Поэтому пусть пока господин Резугрем остаётся «живым».
— Чёрт побери! Да никто никогда не догадался бы, что я мёртв! — воскликнул Лорэлай. — Чем я отличаюсь от живого?!
Вместо ответа Йохан вдруг сжал ладонями его лицо и резко задрал голову певца вверх, к зеркальному потолку.
— Вот, чем. Посмотри, Лори. И ты сам всё поймёшь.
Лорэлай смотрел на отражение над своей головой. Сероватый, похожий на полинявшую марионетку, с крошечными зрачками, несмотря на темноту, а напротив него — Йохан. Живой Йохан. Разница более чем очевидна. Грим, придающий коже красивый смуглый оттенок, и гели для волос, заставляющие их блестеть здоровым блеском — всё это может сбить с толку, обмануть в первые минуты. Но правда всегда останется под слоем краски. Он мертвец. Причём, уже совсем не первой свежести.
