– Говорит, что последняя противотанковая граната, – пояснил рядовой Виталий Башмаков, не уверенный, что Шевелев его поймет.
Уцелевшие парашютисты из 3-й отдельной гвардейской Варшавско-Берлинской воздушно-десантной бригады и 40-го парашютно-десантного батальона ННА ГДР сейчас держали оборону по ямам и канавам вдоль шоссе, восточнее Олена. Справа от них был Альберт-Канал, слева – то ли чистенький здешний лес, то ли лесопосадка. А впереди, километрах в тридцати, за городишками Олен и Херенсталс лежал Антверпен, путь к которому им сейчас преграждали танки противника. Где-то позади должны были быть родные наземные войска, подход которых уже почти сутки ожидался «с минуты на минуту», но пока что о них не было ни слуху ни духу.
О том, что с этим десантом с самого начала что-то не так, Башмаков понял еще при выброске. В момент, когда их взвод скопом вываливался из открытых створок грузового люка «Ан-12», к летевшему позади них «Антону» вдруг потянулись с земли сверкающие пунктиры пушечных трасс, прошившие его правое крыло и фюзеляж. И Башмаков с ужасом наблюдал за тем, как разом вспыхнувший «Ан-12» задирает нос и начинает медленно валиться вниз, а конец его левого крыла вместе с крайним двигателем отрывается и, беспорядочно кувыркаясь, несется к земле.
Это было очень страшно, поскольку Башмаков и все его сослуживцы-одновзводовцы прекрасно понимали, что их парашюты несет прямо на горящий «Ан». К счастью, подбитый самолет взорвался в воздухе много ниже Башмакова, но многим из тех, кто прыгал раньше Виталия, крупно не повезло. Например, разбился насмерть ефрейтор Леха Кузин, купол парашюта которого то ли сгорел в воздухе, то ли вообще не раскрылся.
Уже приземляясь и подтягивая стропы, Башмаков видел, как зенитчики подбили еще два «Ан-12», которые, сильно дымя, потянули на восток, все больше теряя высоту. И не факт, что оба транспортника дотянули до какого ни есть аэродрома.
А зенитчики (которых клятвенно обещали подавить авиацией) затем перенесли огонь на спускающихся десантников, и тут мало никому тоже не показалось.
Это оказалась батарея ЗСУ «Гепард», к которой позже присоединилась бельгийская пехота, поддержанная легкими танками «Скорпион». От них десант с трудом отмахался и даже заставил отойти в направлении Олена, начав продвигаться к окраинам этого городишки. Но ближе к вечеру количество воюющей против них бельгийской пехоты практически утроилось, ударили 120-мм самоходные минометы, а потом навстречу десантникам выдвинулись несколько бельгийских «Леопардов-1», и без того тяжелый бой обернулся для уже растративших почти весь свой противотанковый боекомплект парашютистов полной жопой…
Как всем известно, советский десантник орел ровно три минуты (пока парит под куполом), а потом он немедленно превращается в лошадь. Но даже в этой ипостаси десантник много на себе ни за что не унесет, тем более что большая часть боеприпасов, по иронии судьбы, погибла в сбитом «Ан-12»…
В этот дурацкий десант отправили только что прибывшую из вражеского тыла разведроту (поспав после хождения мелкими группами по вражеским тылам ровно четыре часа, они были подняты по боевой тревоге), две роты второго батальона их бригады и два взвода немецких «красноберетников» (ННА ГДР накануне практически не действовала на территории ФРГ, а вот в Бельгии восточные немцы начали воевать уже активно и вполне себе всерьез). Сейчас их оставалось шестьдесят девять человек, считая немцев, которые понесли наименьшие потери, при шести пулеметах и двух «РПГ-7», к которым осталась ровно одна граната.
Командовавший десантом капитан Куроптев погиб почти сразу же. Потом постепенно выбило и всех остальных офицеров. Два часа назад ими еще командовал взводный лейтенант Тарасов, но сейчас он, кое-как перевязанный, уже лежал на дне придорожной канавы без сознания, выдувая изо рта при дыхании кровавые пузыри (ему пробило легкое). Поэтому сейчас обороной руководил «красноберетник» из братской ГДР обер-лейтенант Шмидель, как оказалось, довольно прилично говоривший по-русски.
Вчера у десанта еще была возможность вызывать авиаподдержку, и пару раз она таки прилетала, но затем сначала одного за другим убило радистов, а потом последовательно разбило все наличные рации, и лафа кончилась.
Глядя на медленно приближающиеся, стреляющие из башенных пулеметов «Леопарды» и догоравшую впереди в канаве, перерубленную чуть ли не напополам попаданием из 105-мм танковой пушки БМД (всего с десантом было высажено 2 «БМП-1» и 1 «БТР-Д», но две из них подбили еще вчера), Башмаков понимал, что это, похоже, действительно конец.
От их взвода кроме оглохшего Шевелева и его самого остался только сержант Портнов. Гаджикасимова и остальных убило накануне, кое-кого еще в воздухе.
В общем, сливайте воду, подумал Башмаков, сдвигая голубой берет на затылок. На них надвигался десяток «Леопардов», за которыми маячили легкие «Скорпионы», против которых в наличии была последняя граната для РПГ и более ничего – одни осколочные «Ф-1» и РГД и по три-четыре рожка патронов на ствол. Даже противотанковых гранат, чтобы их, по дедовскому примеру, в связки вязать, и то не было…
В общем, получалась смерть без музыки…
Прицелившись из своего «АКМСа» в мелькавших за танками бельгийских мотострелков, Башмаков вдруг увидел, что головной «Леопард» почему-то остановился.
Через секунду раздался чудовищный взрыв, и вражеский танк загорелся.
Башмаков решительно ничего не понял, поскольку четко наблюдал гэдээровский расчет «РПГ-7» и видел, что «красноберетники» из своего РПГ не стреляли.
– Танки! – заорал вдруг глухой Генка Шевелев каким-то не своим голосом, словно стараясь перекричать звуки автоматно-пулеметной пальбы, смешанные с лязгом гусениц.
– Я сам вижу, что танки! – огрызнулся Башмаков.
– Наши танки! – уточнил Генка тем же голосом и, посмотрев назад, заплакал.
Башмаков обернулся.
С востока мощно накатывались лязг и рев.
Потом несколько раз оглушительно бабахнуло – сразу загорелись еще три бельгийских танка. А потом, свалив по пути несколько деревьев, из придорожного леска выскочили на большой скорости приземистые зеленые танки с белыми номерами и гвардейскими знаками на башнях, в которых Башмаков опознал знакомые до боли «Т-72» и «Т-64».
Бельгийские танкисты при появлении советской брони даже не вели ответный огонь и не разворачивались. Их экипажи просто выпрыгивали из люков и перебежками неслись на своих двоих в сторону Олена. И у Башмакова отчего-то было такое настроение, что в них даже не хотелось стрелять, а еще его не покидало ощущение, что нечто подобное он уже когда-то и где-то видел. Он только не мог вспомнить, где именно…
