Совет смотрителей набирал новых членов взамен погибших, и первая новость Иошиды гласила, что смотритель Бегущий Бизон принят в состав Совета и должен немедленно отбыть в гренландскую штаб-квартиру.
Вторая новость касалась местной «партячейки». Она предписывала любыми усилиями сберечь агентурные сети, вплоть до насильственного переселения агентов в другие районы. Также следовало возобновить прежнюю деятельность, но только в глубоко законспирированной форме: с постоянной сменой адреса «конторы», с постоянной слежкой за посещающими сектор юпитерианцами, однако без вступления в открытую конфронтацию. Ну и, разумеется, по мере возможностей продолжать выявлять потенциальных кандидатов в агенты и Исполнители, к которым теперь относились и те землекопы, чей мозг по той или иной причине не подвергся воздействию юпитерианской аномалии.
– Только берегите ваши жизни, – наказал Иошида Малкольму. – В трудную минуту лучше отступить и затем продолжить бой с новыми силами, чем идти на геройство. Помните об этом, Исполнители, чей сектор стал передним краем нашей обороны!.. Да и все остальные, впрочем, тоже.
Третья новость Иошиды как раз была предназначена для всех остальных. В канадском порту Галифакс, подальше от ставшего похожим на полигон Отдела Зеро Нью-Йорка, был куплен рыболовецкий траулер. Покупатель, один из членов Совета, настаивал на увольнении старой команды и передаче траулера своей, которой, как нетрудно было догадаться, должны были стать оставшиеся на чужой территории Исполнители.
Исполнители оживились – такой способ возвращения на родину показался им оригинальным. И все бы ничего, да вот моряк среди них выискался лишь один, и тот последний раз ходил в море тогда, когда только-только стали входить в обиход паровые котлы. Как дисциплинированные Исполнители, команда судна, конечно, получалась спаянной, но как моряки они могли вести его только в одном направлении – ко дну.
Иошида одарил всех сдержанной улыбкой и пояснил, что как раз эту проблему он и будет здесь решать.
Нью-Йорк покидали под видом туристов, следующих к Ниагарскому водопаду. Разделять силы Иошида не позволил – команда должна была прибыть в Галифакс одновременно и в полном составе. Разбегаться же решили только в случае крайней опасности.
Глядя в окно автобуса, Мефодий постарался вспомнить на прощание какую-нибудь песню о Нью-Йорке, но его музыкальных познаний для этого оказалось явно недостаточно. На память пришла только Валерия с ее «Я люблю Нью-Йорк», однако, проведя столько времени в этом недружелюбном городе, Мефодий не смог согласиться с Валерией – полюбить Нью-Йорк ему не удастся уже никогда. И все равно пропадающие в туманной дымке заката манхэттенские небоскребы вызывали тоскливое чувство, какое обычно вызывает прощание со всяким местом, с которым осталось очень много связано.
– О чем грустишь? – спросила Кимберли, прижавшись покрепче к плечу Мефодия.
– Этот город… – произнес Мефодий, не отрывая взгляда от окна. – Он столько причинил нам зла, а все равно уезжаешь – и кошки скребут на душе…
– Кошки у него скребут, – громко проворчал сидевший впереди Мигель. – Сентиментальный ты наш! Тебя бы просверлили в шести местах, я бы посмотрел, какие у тебя тогда кошки в душе остались!.. И лично я сюда больше ни ногой, пусть хоть сам Глава Совета приказывает.
Путь от Нью-Йорка до Ниагара-Фоллс автобус проделал ночью, но Мефодий не спал, а, глядя в окно, проводил для себя экскурсию по Америке – ну, или по той ее части, что лежала у них на пути.
Каких-либо восторгов не возникло и здесь. Городки, большие и малые, сменяли друг друга, а их тесное расположение создавало иллюзию того, что автобус с Исполнителями все еще не покинул Нью-Йорк и движется по бесконечным окраинам. Мефодий где-то читал, что по американскому Западу путешествовать куда интереснее, поскольку там не столь жуткая перенаселенность и гораздо чаще встречаются уголки первозданной природы, мало изменившейся со времен первых поселенцев.
– Не совсем так, молодой воин, – раздался в голове Мефодия телепатический голос смотрителя Бегущего Бизона. – Нигде сегодня ты не найдешь того духа, что царил здесь шестьсот-семьсот лет назад.
Принятый в члены Совета смотрителей, Бегущий Бизон предпочел следовать в Гренландию вместе с группой Исполнителей, а не отдельно от нее (дополнительная силовая поддержка в случае чего была отнюдь не лишней) и сейчас величаво восседал в самом конце автобуса. По какой-то неизвестной и потому раздражающей Мефодия причине индеец-шайен начал пристально наблюдать за новобранцем еще в ресторане дона Торретти и, как выяснилось, продолжал делать это сейчас, когда все пассажиры автобуса спали.
Впрочем, ничего против того, что индеец вторгся в его мысли, Мефодий не имел. До знакомства с Бегущим Бизоном Мефодий не только ни разу в жизни не разговаривал с настоящим индейцем, но даже никогда не встречался с ними.
– А какой была ваша Америка? – не оборачиваясь, так же мысленно поинтересовался Мефодий. – Та, которую вы запомнили с детства?
– Ты хочешь с ней познакомиться?.. Ну, смотри!
Поток хлынувшей в память Мефодия информации выбросил его из действительности; мало того – шайен подключил новобранца не только к визуальным, но также звуковым и прочим хранящимся в его смотрительском мозгу воспоминаниям.
Мефодий узрел устье широкой реки, впадающей в океан. Берега реки были заросшими и болотистыми, а воздух, хоть и нес в себе морскую прохладу, все равно отдавал гнилостными болотными испарениями. По воде двигалась долбленая лодчонка, в которой сидел смуглый, коренастый и черноволосый человек, по внешнему виду явно одного племени с Бегущим Бизоном. Посудина индейца не отличалась устойчивостью, и потому ему стоило немалых усилий сохранять ее на плаву при помощи коротких, как саперные лопатки, весел, обращение с которыми было своего рода искусством. Высокие, докатывающиеся сюда из океана волны норовили перевернуть лодчонку отчаянного рыбака, однако тот упорно греб через реку к противоположному берегу. Вода была холодной, и купание в ней не обещало никаких радостей.
– Это Гудзон, – послышался комментарий Бегущего Бизона. – А это как раз то место, где сейчас стоит Бруклинский мост. В год Теплой Росы здесь была превосходная рыбалка…
– В год Теплой Росы? – переспросил Мефодий.
– Где-то в середине тринадцатого века.
Картина резко поменялась, и Мефодий воспарил над обширными пространствами покрытых пожухлой травой и низкорослым кустарником прерий. Ветер дул сухой и теплый, неся в себе ароматы другого мира – более прекрасного и свободолюбивого. На горизонте неровной грядой возвышались горные пики, а внизу, прямо под новобранцем, группа обнаженных дикарей преследовала хромого быка, отбившегося от удирающего в облаках пыли стада. Копья дикарей хладнокровно вонзались горбатому, с загнутыми рогами быку в бока и шею, и тот, совершив последние скачки, рухнул наконец к ногам ликующих охотников.
