– В год Теплой Росы? – переспросил Мефодий.
– Где-то в середине тринадцатого века.
Картина резко поменялась, и Мефодий воспарил над обширными пространствами покрытых пожухлой травой и низкорослым кустарником прерий. Ветер дул сухой и теплый, неся в себе ароматы другого мира – более прекрасного и свободолюбивого. На горизонте неровной грядой возвышались горные пики, а внизу, прямо под новобранцем, группа обнаженных дикарей преследовала хромого быка, отбившегося от удирающего в облаках пыли стада. Копья дикарей хладнокровно вонзались горбатому, с загнутыми рогами быку в бока и шею, и тот, совершив последние скачки, рухнул наконец к ногам ликующих охотников.
– В то время мы ходили пешком, – заметил смотритель. – Никаких мустангов, никаких ружей… Мы являлись частью дикой природы, не более, однако какая в этом была потрясающая гармония!..
Час с лишним Мефодий то пробирался через глухие дебри, выслеживая чуткого оленя, то, собирая травы, карабкался по скалам Аппалачей, то наблюдал за миграцией индейского племени, тянувшем на громоздких волокушах свой незамысловатый скарб. И нигде на многие тысячи километров вокруг не было даже подобия не то что дорог, но и просто нахоженных путей.
– Согласись, это был почти совершенный мир, – сказал Бегущий Бизон перед тем, как прекратить «трансляцию» своих воспоминаний. – Примерно такой, каким видел его Хозяин. Вот почему Хозяин всегда противился тому, чтобы подверженные мозговым аномалиям европейцы оказались здесь… Но с гибелью Хозяина это рано или поздно должно было случиться. И случилось.
Напоследок Мефодий стал свидетелем кровавого похода голландских переселенцев против племени индейцев на побережье Нью-Джерси. Опьяненные жаждой убийства, голландцы кромсали краснокожих саблями и в упор расстреливали из мушкетов, не оставляя после себя в живых даже грудных младенцев. Уже привыкший к виду крови, Мефодий смотрел на это глазами Бегущего Бизона с такой же бесстрастностью, как и он. Политика невмешательства свыше – единственная политика сосуществования человеческих вариантов для этого мира. И что с того, что землекоп вытворяет иногда подобные вещи? Склонное к агрессии дитя Хозяина все равно осталось его любимым ребенком, вверенным под незримую опеку старшим братьям. И что бы оно при этом ни выделывало, все его выходки следовало сносить терпеливо, ну разве что иногда погрозить пальцем… Странный порядок, но другого нет.
– Это уже не мой мир, – с сожалением проговорил шайен. – Как и наш общий мир сегодня перестает быть нашим миром. Мой народ потерял свою землю и практически выродился. С приходом юпитерианцев мы тоже потеряем планету и выродимся, если оставим все как есть. Я не знаю, сколько времени они отмерили землекопу, но знаю точно, что у нас его осталось куда меньше.
Посмотреть на Ниагарский водопад Мефодию не довелось – их группа пересекла американо-канадскую границу немного севернее, по мосту через Ниагару, так что любознательному новобранцу досталось лишь послушать отдаленный гул этой всемирно известной достопримечательности.
Граница между США и Канадой славилась своей открытостью, но Исполнителям не хотелось сегодня проверять эту открытость на практике. Поэтому в канадскую часть городка Ниагара-Фоллс Исполнители пробирались глубокой ночью в мясном рефрижераторе. Расчет смотрителя Иошиды оказался верным – водитель-канадец еще не успел побывать на встрече с миротворцами, и потому телепатический доступ к его мозгу был открыт.
Будоражившая Штаты волна разоблачительных антирефлезианских мероприятий докатилась и до Канады, но разбилась о врожденную флегматичность северян. Может быть, подразделения местного Отдела Зеро и вели неусыпную войну с местными рефлезианцами, но внешне это никак не проявлялось: ни кордонов на дорогах, ни вооруженных агентов в штатском, ни повальных обысков на улицах… Мефодий слышал в теленовостях, что миротворцы уже оккупировали Европу и колесят с дружественными визитами по Азии, однако о Канаде в их планах пока ничего не говорилось. Видимо, малонаселенная северная страна была оставлена юпитерианцами напоследок.
До Галифакса тоже был нанят рейсовый автобус, отмахавший тысячу с лишним километров настолько быстро, что решивший наконец отоспаться Мефодий так и не успел этого сделать. Проснувшись на въезде в провинцию Новая Шотландия, столицей которой Галифакс и являлся, Мефодий с радостным удивлением обнаружил, что вокруг все белым-бело от свежевыпавшего снега, первого в этом году. Снег укутывал растущие вдоль дороги мохнатые ели, и все это так напоминало Россию, что Мефодий хотел даже прослезиться. Дремлющая на его плече Кимберли почувствовала волнение друга, открыла глаза и тоже издала возглас удивления.
– Как у нас в Гетеборге на Рождество! – воскликнула она. – Только моря не хватает…
И, словно отвечая на пожелание Кимберли, из-за ближайшего поворота показался край безбрежного океана, серого и недружелюбного в лучах проникающего сквозь разрывы туч солнца…
Рыболовный траулер носил весьма прозаическое имя «Каракатица», однако, опровергая крылатое выражение капитана Врунгеля – дескать, «как вы яхту назовете, так она и поплывет», – бегал траулер на удивление живо и разрубал носом океанские волны с резвостью спортивного глиссера. Волны же не давали судну спуску, норовя отправить «Каракатицу» к ее обитающим на глубине головоногим тезкам.
Смотритель Иошида не зря провозился двое суток в подвале ресторанчика дона Торретти, закладывая в головы Исполнителей мореходные премудрости, и сколотил тем самым из боевиков Совета смотрителей сносную команду матросов. Иошида поделил обязанности между морскими волками поневоле в соответствии с морскими уставами, то есть каждый из Исполнителей отвечал только за отведенный ему участок работ. Сам Иошида взвалил на себя бремя капитана.
Естественно, травить снасти и заниматься поиском косяков рыб капитан никого не заставлял: все усилия команды были направлены на то, чтобы в кратчайшие сроки прибыть к гренландским берегам. Обогнув в скором времени остров Ньюфаундленд, «Каракатица» взяла курс на север и на всех парах устремилась к порту Готхоб, ловко дефилируя между попадавшимися навстречу айсбергами. За их своевременное обнаружение в непроглядной водяной пелене, которую создавал порывистый северный ветер, отвечал смотритель Бегущий Бизон, совершавший ради этого регулярные дозорные вылеты. Маломощный судовой локатор с зоркостью шайена не мог тягаться и подавно.
Будучи в курсе романтических отношений Мефодия и Кимберли, капитан не стал разлучать парочку и определил ее на один из самых ответственных участков траулера – камбуз. Так что, когда всем остальным Исполнителям вдалбливалась в голову навигация, управление дизелями и прочими механизмами судна, Мефодий, скрипя зубами от возмущения, прокручивал в голове рецепт приготовления макарон по-флотски и принцип работы посудомоечной машины.
