ним будут крещены и прочие русские земли. Но варяги не собирались принимать нового божества, хоть и к ним ходили проповедники, порой из самого Рима.
Таким образом, не все воины из числа побежденных сейчас плыли на судах, многие покинули ряды армии еще в землях варягов. Впрочем, не только люди были против подобного переселения. Клан Белого Камня раскололся на две части, кто-то откликнулся на призыв Кервина, другие же возжелали защищать Каллинд.
Около двадцати дней Паша терпел мерное покачивание ладьи, скрип канатов, шум парусов и волн, бьющихся о борта. Он уже стал привычен к морской жизни, скудному рациону и шумной компании моряков, которые, казалось, начинали забывать горечь поражения, открывая свое сердце новым свершениям. Этим людям предстояло построить новую страну, понимая это, они старались собраться с силами, собраться для новой жизни в незнакомых землях.
В один из вереницы однообразных дней над флотом, наконец, пронеслось раскатистое:
– Земля! – кричали впередсмотрящие.
– Земля, – эхом раздавалось из десятков уст.
Вот и Паша, вперив свой взгляд вдаль, наконец-то увидел пока еще неясный клочок земли, возвышающийся над морской гладью. «Земля надежды»: подумал он, и, повернувшись к волхву, спросил у него:
– Как называется этот остров?
– У него много имен, столько же, сколько и легенд о нем. Но все они пусты, – ответил волхв, – Мы назовем его А́нод.
– А́нод? – удивленно переспросил Павел.
– Да.
– Что ж, пусть будет Анод, – согласился Павел, рассматривая едва различимый кусок земли.
Анод встретил гостей промозглым ветром и сыростью. Сотни сапог взрыхляли сырой песок, сотни рук тянули канаты, бросали на землю мешки, сотни голосов оповещали остров о своем прибытии. Высадке никто не мешал, если остров и был обитаем, то никто из его обитателей не спешил знакомиться с гостями. И даже чайки кричали где-то вдали, не приближаясь к месту высадки.
К вечеру недалеко от берега был обустроен лагерь и назначена охрана, а в командном шатре собрался совет объединенной армии. Теперь, когда битва была проиграна, армия, разделившись на пять основных группировок, уже не подчинялась одному лишь волхву. Велимудр имел в подчинении семь сотен человек, из них сотня конных и две сотни пеших воинов, управлять ими помогал тысячник Ярослав. Остальные четыре сотни – женщины, дети и подростки. Ярл Гуннульв так же решился на переселение и смог собрать две сотни доблестных воинов с их семьями, всего северян было пять сотен.
Кервин, новый вождь гномов, смог взять с собой четыре сотни гномов, из которых полторы сотни были мужчинами, способными держать щит и копье. Мигэль сохранил лишь три сотни эльфов. И без того малочисленная северная ветвь раскололась на несколько частей. Мигэль смог взять с собой сотню воинов и две сотни женщин и детей.
Так же к переселенцам присоединились жрецы, пришедшие с западных земель. Всего они привели две сотни человек, из них два десятка опытных колдунов и пять десятков гвардейцев, вооруженных мечами и копьями. Управлял ими маг Анкус, старейший и, вероятно, опытнейший из них.
Таким образом, на остров высадилось чуть более двух тысяч переселенцев, большая часть из которых не была воинами или колдунами. Однако новую страну не построить одними лишь мечами и воинами, воинам нужен дом, чтобы защищать его, и кто-то в этом доме должен хранить очаг.
В лагере тихо потрескивали костры, изредка в свете луны появлялись дозорные, а совет все еще заседал в своем шатре.
– Разделяться сейчас нам нельзя, никто не знает, кем заселен этот остров и какими силами они владеют, – рассуждал Анкус, прекрасно владеющим не только латынью, но и греческим, русским и языком северян, – К тому же никто из нас не знает этого острова.
– Здесь бывали мои предки, – говорил ярл Гуннульв, – Тогда они встречали здесь полулюдей-полумедведей. Но жили они в горах, а горы в северной части острова. Мы же высадились в южной, а значит, скорая встреча с ними нам не грозит. Конечно, если с тех времен зверолюди не решили расширить границы своих владений.
– Разведчики придут лишь к утру, – волхв как всегда теребил бороду, – Если они найдут реку, нам нужно будет идти к ней и основывать там свое первое поселение. Если мы не встретим тут врага, то каждый будет волен покинуть отряд и основать собственное поселение.
– И как же потом нам делить остров? – вдруг спросил Кервин, – Даже если он необитаем? Сколько земли нужно людям, сколько эльфам и сколько гномам?
– Я не думаю, что есть причины искать ссоры сейчас, – ответил волхв, – Мы не враги, не на этом острове. Каждому народу будет выделено столько земли, сколько ему будет нужно.
– Для начала, эти земли нужно занять, – заметил Мигэль.
В конечном итоге все сошлись на том, что завтра же большой отряд выдвинется на север в поисках удобного места для постройки города, остальные же останутся тут, охранять имущество, женщин и детей. Когда совет разошелся по своим палаткам, было далеко за полночь.
Паша брел меж гаснущих костров в поисках своей палатки, как-то позабыв о том, что он ее не ставил. И не было Ясмины, которая могла бы позаботиться об этом. Волхв же решил более не опекать Павла, постоянно пристраивая его в своем жилище, он был занят другими делами, ему было не до не оправдавшего надежд ученика. Впрочем, другие относились к Павлу с почетом, он был членом совета, хоть под его началом и не было воинов. Но вот палатку для дракона никто так и не поставил.
Спать как-то не хотелось, Павел выспался еще на корабле. В последнее время его все чаще распирала неистовая сила, о природе которой он мог лишь догадываться. Когда это случалось, он старался избавиться от излишков, раздувая паруса ладей. Но сегодня ему было некуда выплеснуть энергию, а держать ее в себе не было сил.
Найдя палатку волхва, Паша быстро сбросил с себя одежду и снаряжение, не особо заботясь об их сохранности. Так же быстро, чуть подрагивая то ли от прохладного ветра, то ли от одолевающего его внутреннего возбуждения, он как можно дальше отбежал от лагеря. Убедившись, что он отдалился в достаточной мере, Паша превратился в дракона и поднялся в небеса.
Ночное небо приняло его робким мерцанием звезд и холодным светом луны. Павел практически не видел земли обычным зрением, а потому придал своим глазам повышенную чувствительность. Как оказалось, река протекала совсем недалеко от лагеря, не более чем в десяти километрах от первой стоянки переселенцев. Ее высокий берег был чист, и идеально подходил
