– Давай! Занудаку! Тащи шибче… Да куды руки суешь, тятеря! Сюды тяни!
Лейтенант довольно ухмыльнулся. Первая победа явно воодушевила людей. Эвон как споро работают. А уж как «ура» орали, когда француз полыхнул… Да и сам он не орал только потому, что опешил. Он-то считал, что командует плавучим утюгом, неуклюжей канонеркой, чьей задачей не может быть ничего более, чем тайный внезапный налет на причальное хозяйство и береговые склады беспечных, в ситуации полного отсутствия угрозы со стороны русского флота, супостатов. Именно такую задачу поставил ему капитан первого ранга Катышев, прикомандированный к тому, что сам капитан первого ранга именовал «не отрядом кораблей, а сборищем недоразумений имени князя Трубецкого». При категорическом запрете даже приближаться к «настоящим» боевым кораблям. И лишь случай, в виде несвоевременно обнаружившего их приближение дежурного фрегата… а-а-а, ладно, кого тут обманывать? Себя, что ли? Он же сам сделал все, чтобы этот фрегат их обнаружил. С такой-то шапкой искр над трубой… А все слова князя: «на этом корабле, голубчик, вы там в Камышевой бухте всех перетопите – от транспортов до линкоров. И обратно вернетесь… ну, если не обнаглеете». В тот момент лейтенант в них не поверил. Почти. Но теперь…
– Готово, ваше благородие! – рявкнули снизу. Лейтенант окинул взглядом приближающуюся корму французского винтового линкора, на котором уже началась лихорадочная беготня, и нервно сглотнул. Лезть на рожон или двигаться дальше исполнять ранее полученный от капитана первого ранга Катышева приказ? Эх, если бы действительно удалось потопить французский линкор и уйти… Это ж тогда французы больше не будут чувствовать себя здесь, у берегов Крыма, в безопасности и окажутся вынуждены увести свои боевые корабли в Варну, или, вообще, в Средиземное море. А значит вся линия снабжения армии, осаждающей Севастополь, окажется нарушенной. И много там тогда французы, англичане и турки с итальянцами навоюют без снабжения? Нет, надо рискнуть! К тому же кто ж ему даст теперь спокойно отстреляться по берегу-то? Стоит винтовым линкорам развести пары и… от них не уйдешь. Они до тринадцати узлов развить могут, а он – максимум восемь. Не-ет, тут один выход – сделать так, чтобы все эти могучие сто и более пушечные монстры его испугались. А сделать это можно только…
– К повороту! – рявкнул легендарный капитан легендарного корабля (хотя сам он еще об этом даже не догадывался): – Наводи под корму! Во-о-озвышение…
– Три! – тут же перебил его звонкий голос бывшего студента Коновницина, исполняющего обязанности артиллеристского расчетчика (у князя Трубецкого были свои представления насчет того, какие должности вводить в штаты этого необычного корабля). Вот ведь шустрый шпак – ну никакого понятия о субординации.
– Три, – продублировал Поспелов, – правым, по готовности – огонь!
«Аляска», уже вставшая на циркуляцию, еще пару мгновений продолжала идти, мелко сотрясаясь всем своим корпусом от работы паровой машины, а затем…
«Да-дах!» – и почти сразу же: – «А-а-дах!»
Лейтенант Поспелов сердито выругался. Ну он же сказал – правым! Опять эти гражданские шпаки все портят…
Адмирал Гамелен молча смотрел на три громадных костра, пылающих на водной глади Камышовой бухты. Нет, его кулаки больше не были стиснуты так, что побелели пальцы. И он больше не скрежетал зубами. Все эти проявления эмоций кончились еще час назад, когда, после долгого пожара, с оглушительным грохотом взорвался гордость французского флота, его флагман – летящий над волнами красавец «Наполеон». А эти три костра были всего лишь догорающими транспортами. Хотя два из них сгорали вместе со всем своим грузом, поскольку их пока так и не успели разгрузить… Все-таки Камышовая бухта была не слишком приспособлена для перевалки такого грузового потока, который требовался для снабжения столь большой армии. Но это – не его проблемы. Пусть с этим разбираются снабженцы. И уж тем более, с тем, что творится на берегу. В конце концов, это берег, и горящие склады – абсолютно не его компетенция. Ему же сейчас требовалось понять, как один, вы только вдумайтесь, всего один корабль, да еще столь маленький и… чего уж там, уродливый, смог устроить такой страшный разгром. Четыре боевых корабля, вы только вдумайтесь – четыре! Чего уж тут жалеть о каких-то транспортах… Причем два из них – новейшие могучие винтовые линкоры, а еще один – вполне современный пароходофрегат, мужественно подошедший вплотную к тому уродцу и попытавшийся его сначала расстрелять, а затем даже и протаранить. И ведь были же попадания, были! Гамелен лично наблюдал в подзорную трубу, как ядра бьют в эту странную, похожую на кастрюлю конструкцию на палубе этого уродца, в которой были установлены две его чудовищные пушки. А разрывы снарядов бомбических пушек были видны даже невооруженным глазом. И мачту у него удалось сбить. Да и от его трубы так же остался всего лишь жалкий обрубок. Но этот уродец продолжал стрелять и маневрировать как ни в чем не бывало, раз за разом разряжая свои крупнокалиберные монстры в корму и борта французских кораблей и судов. А потом повернулся и ушел… И кто посмеет обвинить Гамелена в том, что он приказал вывесить сигнал «Спасаться каждому по возможности»! А как еще он мог бы спасти хотя бы часть флота, столкнувшегося с такой неожиданной и непонятной угрозой?
Адмирал вздохнул. Кого он хочет обмануть? И посмеют, и, более того – непременно обвинят. Это – разгром. А за разгром нужно будет кому-то ответить. И Гамелен не видел здесь более подходящего кандидата на роль козла отпущения, чем он сам…
– Господин адмирал, господин адмирал!
Фердинанд Альфонс повернулся. К нему бегом несся адъютант, сопровождаемый еще одним офицером в английском военном мундире.
– Господин адмирал, к вам офицер связи от союзников.
Адмирал молча кивнул и протянул руку.
– Я-я… без пакета, – несколько растерянно сообщил ему англичанин. – И, похоже, поздно.
– Что вы имеете в виду? – нахмурился Гамелен.
Англичанин несколько смущенно кивнул подбородком на горящие французские корабли.
– У нас творится то же самое. Какой-то странный уродливый, низкобортный, но вооруженный просто чудовищными по калибру пушками корабль на рассвете вошел в бухту Балаклавы, почти молниеносно расстрелял дежурный фрегат, после чего открыл огонь по винтовому линкору «Агамемнон».
– И как результаты? – невольно подобрался адмирал. Если потери англичан не меньше, чем у него, то это…
– Когда Балаклавская бухта скрылась с моих глаз, – с тяжелым вздохом поведал англичанин, – «Агамемнон» горел, а этот уродец стрелял уже по «Эксмуту», который только-только развел пары.