За спиной застучали камни — сатира вновь отбросило прочь.
Но он не сдался. Вскочил и снова бросился вперед — чтобы снова отлететь… Стучали по щебенке копыта, сыпались визгливые ругательства. Сатир все штурмовал невидимую стену. Раз за разом таранил ее — и раз за разом отлетал обратно. Невидимая ладонь брезгливо отшвыривала его прочь…
Ступени светились ровным светом. Самая нижняя повисла над камнями без опоры — такая тонкая, что сбоку просто невидимая. Совершенно плоская.
Леха с опаской поставил на нее копыто, перенес вес… а ничего, держит. Ступень как ступень. Крепкая. Вот только ступеньки узкие и крутые. Слишком круто идут вверх, чтобы по ним мог подняться здоровый бык.
Тогда Леха развернулся боком, поставил на первую ступень одно переднее копыто и одно заднее. Да так и пошел — бочком, бочком… Все выше и выше, навстречу золотистой хламиде и кроткому взору. В самое небо.
— Привет!
— Привет…
Леха неуверенно усмехнулся.
Почему-то был уверен, что в реальности Алиса окажется маленьким серым мышонком. Робкая и скованная. В слишком строгом платье, чтобы скрыть невнятную фигурку. С непонятного цвета волосами, собранными в невразумительную прическу. С так себе мордашкой, на которой вечно настороженно-смущенное выражение и робкая заискивающая улыбка…
Стандартная девочка синий чулок, в общем. А какие еще девчонки попадают в универ, да еще на факультет для программистов?
Заранее подготовился к этому. Настроил себя на жалостливый лад…
И вот теперь со странным чувством не то облегчения, не то даже какого-то разочарования разглядывал Алису настоящую.
В самом деле рыжая. Сейчас волос нет, конечно, — после операции и двух часов не прошло. Но это сразу и не заметишь — на голове у нее кожаная шапочка, стилизованная под буденновку. А вот веснушчатую рожицу не скроешь. Да и не стоит скрывать, пожалуй… Яркие, даже без помады, губы, бойкое выражение — и почти такие же огромные, как у гарпии, зеленые глазищи. И почти лучатся изнутри.
Сама невысокая, почти миниатюрная, но фигурка — класс! И не скрывает. Обтягивающие джинсы, белая пуховая курточка до талии, расстегнутая. Под ней темно-синий, почти черный, мохеровый свитер — обтягивающий высокую грудь…
— Это хорошо, что ты такой, — сказала Алиса.
Она тоже придирчиво разглядывала Леху. И, кажется, с тем же смешанным чувством не то облегчения, не то мелкой обиды, что предположения оказались неверны…
— Я думала, какой-нибудь сутулый чахлик, — прямо призналась она. — Уж больно ловко ты с игроками расправлялся. Словно целые дни за компом в играх просиживаешь…
Она задорно улыбнулась — то есть попыталась. Улыбка вышла медленная и странная, словно ее лицо одеревенело от холода.
Леха чувствовал то же самое. Хотя пробегал в бычьем теле всего-то чуть больше недели, а все равно собственное тело казалось теперь неловким, онемелым, почти чужим.
А она была в игре куда больше…
Что тут сделаешь? Лишь ободряюще улыбнешься.
— Пошли? — спросил Леха и обнял ее за талию.
— Ну, пошли! — Алиса прижалась в ответ. С удовольствием, наслаждаясь каждым движением в своем настоящем теле.
И они пошли через сумрачный холл — последний холл перед выходом из этого чертова огромного здания — к дверям, за которыми свобода.
Свобода, которую отвоевали.
Вырвали, наперекор всему…
— Эй!
Алиса сбилась с шага, Леха напрягся.
— Стойте!
Леха обернулся — и похолодел.
Через длинный холл нагоняли два охранника. У обоих на боках открытые кобуры, и один как бы невзначай положил пальцы на рукоять…
— Почти ушли… — тихо пробормотал, качая головой и не спуская глаз с Лехи. — Чуть не опоздали…
Черт возьми… Неужели не успели — совсем чуть-чуть?!! Где-то за спиной, не так уж далеко, дверь — но у этого парня пальцы на самой рукоятке пистолета.
Слишком рано вскрылось, что должны были выписать и вытащить из игры других?…
Кто-то — сатир, Клык или тевтоны — все же достучался до Харона, и тот вернулся назад?…
Черт побери, всего минуты не хватило… Всего минуты…
А тело уже привычно напряглось. Краем глаза оценить расстояние до двери, а самому развернуться навстречу охранникам. Рукой тихонько отстраняя Алису за спину, чтобы успела добежать до двери.
Умная девочка, она сообразит. Хотя бы она отсюда выберется…
— Держи!
Леха нахмурился и невольно опустил глаза на протянутую руку второго охранника.
Уже решил, как лучше их атаковать: выпад, и подсечь ногой по ногам первого, того, который положил руку на рукоять. А потом сразу же на второго. Сковать его движения, повалить — что угодно, но не дать ему добраться до Алисы.
Тогда она успеет добежать до дверей. Там никого, кажется. И особых запоров не видно…
— Держи, держи, — охранник протягивал шапочку. Не тревога?…
Всего лишь забытая вещь?…
Сердце молотилось в груди, почти в горле. Чертовы доброхоты! Да чтоб они подавились ею!
Да нет, даже не забытая… Совершенно чужая шапка. Черная вязанка, самого дешевого пошиба. С грубо вышитым желтой нитью треугольником, внутри которого глаз, а из глаза, как из прожектора, бьют лучи света…
…Мужчина, замерший на самом краю тротуара… В длинном кашемировом пальто и шелковом кашне на шее, а на голове дешевая черная вязанка… С дурацкой эмблемой прямо на лбу…
Так это, значит, не его шапочка была… Это бесплатный подарок от фирмы. Забота о лысых головах…
…Бронзовый профиль Штукадюймовочки и крошечный силуэт рядом. Раскинув руки-черточки, словно пытается взлететь, — и помчался вниз, все быстрее и быстрее…
Леха шагнул назад. Прочь от руки с шапочкой.
— Бери, бери… — не отставал охранник. — И вот тут распишись. — Под шапочкой оказалась мятая ведомость и ручка.
Или не хотят лишний раз привлекать внимание к своей конторе? Наголо обритые люди, с едва схватившимися швами через всю голову, да почти в самом центре, — да, это привлечет внимание к такому приличному снаружи зданию.
Совершенно лишнее внимание.
— Не надо. — Леха вежливо, но твердо отстранил от себя руку с ведомостью и шапочкой.
— Давай-давай, — влез тот, что держал пальцы на рукоятке. Теперь он поигрывал ими по рифленому пластику, то поглаживая, то постукивая, будто ему не терпелось схватиться за рукоять по-настоящему. — Расписывайся и надевай. А то еще, не дай бог, простудишься, болезный ты наш…
Леха медленно поднял глаза на него.
Охранник будто ждал этого взгляда. Глядел прямо в глаза — и, не скрываясь, ухмылялся.
Да, этот тип прекрасно знает, кого отсюда выпускают «досрочно». И он уверен, что и в этот раз все обстоит так же… Что этим двоим только что выписанным из игры доходягам осталась неделя жизни, полмесяца от силы. Хотя сами доходяги об этом еще не знают…
