Сергей Малицкий - Блокада

— Ничего не хочу, — четко выговорил Коркин и опять забросил за спину мешок. — Чем дольше живу, тем меньше хочу. Пришли мы уже. Чего тут Пустой хотел найти?

— Все, что найдем, все в дело пойдет, — с отвращением поднял лом Филя и, вытерев его конец о ленты проволочника, пробурчал: — Работы еще выше макушки, а дня всего ничего осталось.

Засветло они не успели. Филя для порядка осмотрел сначала казарму, в которой постоянно жили двое или трое светлых, но там не сохранилось ничего. Мало того что ордынцы подожгли ее: уже в огне они продолжали ее грабить, — там их и застали летучие машины светлых. Все отсеки казармы, крыши над которой не сохранилось, заполняли бугры проволочника.

— Они еще живы? — спросил Коркин.

— Не знаю, — огрызнулся Филя. — Надеюсь, что нет.

— Если корова падет в степи, проволочник накрывает ее через день, — пробормотал Коркин. — Поэтому стервятники торопятся. Но если идет желтый дождь, тогда проволочника не будет, и корова начинает гнить. Но во время дождя и стервятники не могут ее клевать. Когда идет желтый дождь, птицы должны прятаться.

— Это как же? — не понял Филя. — Где можно спрятаться в степи? Норы, что ли, роют?

— Они взлетают выше облаков, — ответил Коркин. — И ждут, когда желтые тучи истают.

— А если тучи не истаивают? — Филя остановился у входа в лабораторию. Жестяная, еще недавно отливающая серебром дверь была помята и закопчена. Сразу несколько холмиков проволочника поднимались возле нее, но сама лаборатория уцелела. Стекла на окнах покрывала паутина трещин, виднелись выбоины, но ордынцам удалось разрушить только верхний слой прозрачного покрытия.

— Что тут горело? — Коркин осторожно прошел между кочками проволочника и постучал по закопченной стене. — Это же жесть? Белая, но жесть. Она не горит.

— Топливо, — ответил Филя, подбираясь к двери лаборатории. — За казармой стояли емкости, ну бочки с топливом. Это такая жидкая штука вроде пойла, которым торговал Хантик. Только его пить нельзя. Оно ядовитое. Светлые им заправляют машины. На самом деле не только им, но и им тоже. Наверное, ордынцы вскрыли их, а там долго ли до беды. У них же у каждого второго факелы в руках были. Но там, скорее всего, мало было топлива. Или бочки были вовсе открыты. Пустой говорил, что светлые сильно рискуют: держать возле казармы такие емкости — все равно что подбрасывать над головой нож. Воткнется рано или поздно в макушку. Весь пустырь бы затопило пламенем. От базы до Поселка!

— А так чем затопило? — Коркин ковырнул ветхим сапогом куст проволочника. — Что светлые сделали с ордой?

— Не знаю, — отчеканил Филя и вытряхнул из мешка какое-то устройство. — У Пустого надо спросить.

— А Пустой — светлый? — спросил Коркин. — Похож ведь. Глазастый он, как и светлые. Вот смотри, у нас у всех глаз узкий, а у светлого большой, почти круглый. И у светлых глаза круглые.

— Дурак ты, — в который раз поморщился Филя и осторожно приставил устройство к двери. — Пустой — это Пустой. Механик. Он не светлый, не лесовик, не ордынец и даже не аху[1].

— Аху? — не понял Коркин. — Что такое аху?

— Аху… — Филя щелкнул тумблером, и из-под устройства повалила тонкая струйка сизого дыма. — Это такой человек из развалин. Дикий, чужой человек. Ну вроде нас с тобой, только поплотнее, покрепче в кости, да на рожу странный. Цвет лица такой… смуглый, подбородок узкий, глаза, наоборот, широкие, скулы пошире, чем у нас, и лоб такой… лобастый. Это от ума, говорят. Запомни, Коркин, всякая пакость — чем пакостнее, тем умнее. Бабки в деревне, когда она еще называлась Гнилушка, рассказывали, что мир похож на полосатый пирог. Ну знаешь, когда слой теста, потом слой мяса, потом опять теста, потом толченые клубни, потом снова тесто. Представь, что мы — толченые клубни. Но ниже есть слой мяса. Или сверху. Вот там и живут аху. И иногда они пробираются к нам. В клубни. Чтобы гадить и всячески вредить. Некоторые говорят, что они вроде нечисти. Ну то есть все мы после смерти должны попасть к аху. А когда народу мало мрет, аху приходят за ним сюда. Правда, их давно никто не видел. Понял?

— Я никогда не пробовал полосатых пирогов, — признался Коркин, отчего-то судорожно принявшись чесать затылок. — А клубни я просто варю в котелке. Иногда добавляю туда сала. Если есть. У нас в Квашенке этими аху детей пугают, только называют их просто пакостью. Только их не бывает. Сказки это все. К тому же после сегодняшнего дела аху, похоже, досталось много гостей, и они не скоро придут. Хотя мать моя говорила, что богу нет до нас дела и что если верно то, что за всякое сотворенное зло надо после смерти платить, а за перенесенное зло после смерти получать благоденствие, то он нам сильно задолжал. А что это у тебя?

— Это? — Филя отнял от двери устройство и пощелкал тумблером, показав ошеломленному Коркину короткий синеватый столбик пламени. — Это, Коркин, лучевой резак. У нас их два, но этот поменьше. Пустой на спор выиграл их у Вери-Ка, сказал, что починит кондиционер у него в отсеке. Правда, резаки тоже были сломанными, но Пустой и их починил.

— Я не знаю, что такое кондиционер, — растерянно пробормотал Коркин, глядя на резак. — А зачем нужен резак?

— Вот. — Филя ударил кулаком по двери, и вырезанный вместе с замком кусок упал на ковер проволочника. — Он режет металл.

— Ты тоже светлый? — ошарашенно пробормотал Коркин.

— Только по масти, — взъерошил волосы мальчишка и потянул дверь на себя.

Проволочник у входа мешал, но получившейся щели хватило, чтобы протиснуться внутрь. Филя положил резак у входа и огляделся. Ни разу еще ему не приходилось бывать не только в помещениях базы, но даже и за ее оградой. Когда-то аккуратные дорожки и чистые домики грезились ему сказкой наяву. Теперь, когда не стало ни того, ни другого, он все-таки оказался внутри лаборатории и немного разочаровался. Ее обстановка Филю ничем не удивила. В помещении размером десять на десять шагов стояли стулья, странная мягкая скамья со спинкой, большой стол с цветными листами пластика и какие-то приборы у дальней стены.

— Иди сюда, — позвал Филя Коркина.

Скорняк с трудом пролез через щель.

— Вот. — Филя ткнул пальцем в серый диск, укрепленный на потолке над столом. — Это кондиционер. Я помогал Пустому отремонтировать такой же, только чуть поменьше. Он делает зимой в помещении тепло, а летом прохладно. И… — Филя пощелкал пальцами, — свежо. Чтобы не воняло.

— У Пустого в мастерской и так не воняет, — растерянно пробормотал Коркин.

— Воняет, — не согласился Филя. — Ты принюхался только. Как сборщики стадом забредут, хоть нос зажимай. Да и ты, Коркин, тоже не цветочек. Мыться надо хотя бы через день.