Толпа притихла.
Потом раздались традиционные аплодисменты.
Второй был практически гол, если не считать черной набедренной повязки и кожаных сандалий. Высокий и статный, с могучей мускулатурой, гладиатор словно был вырезан из черного дерева. На жестком лице сверкали белками глаза, затравленно и бешено. Парень, очевидно, собирался стоять до последнего… Хотя, с другой стороны, ничего иного ему не оставалось.
Время мольбы и переговоров с хозяином прошло; лестницу подняли, люк Ямы захлопнулся. Обратный путь лежал через мохнатое тело противника, и безволосый намеревался это проверить.
Несколько секунд спустя сверху сбросили оружие – звякнув, оно отскочило от арены. Гладиатор кинулся вперед и подобрал оба предмета, опасаясь, как бы противник не проделал это раньше, лишив его последней надежды на спасение. Но Курт не шевелился – отдыхал после первой схватки. Она была на редкость тяжелой…
Оружием гладиатора оказались два коротких, изогнутых меча. Лезвия блестели в солнечном свете и походили на огненные полумесяцы. А когда безволосый скрестил их, подняв над головой, они стали похожи на грозные ножницы. Мышцы гладиатора сократились, а вместе с ними щелкнули лезвиями оба меча– демонстрация того, как именно голова Курта отделится от мохнатого туловища.
Кивнув, Курт нетерпеливо посмотрел на Тарана.
Темнокожий гладиатор прыгнул вперед. Мечи в его руках крутились, будто серебряные пропеллеры. От былой неуверенности не осталось и следа. Грудь и живот лоснились от пота и крови, что стекала из длинного косого разреза, которым “гладиус” отмахнулся от безволосого. Фокус повторился: Курт отступил в сторонку и просунул меч между вращавшихся “лопастей”. Пропеллеры сразу же заклинило, а сам негр с поспешностью отскочил, дабы избежать проникающего ранения в грудную клетку…
Курт не включился в бой и наполовину – гораздо больше его интересовали обитатели Клоповника, обступившие решетчатый конус Ямы. Волк понимал, что это невозможно, и все-таки подсознательно выискивал глазами во всей этой толпе одного-единственного человека. Лысый Хью отчего-то сегодняшнее представление решил пропустить, однако Курт интересовался вовсе не им. Чтобы попасть на Подворье Тарана, коротышке требовалось преодолеть пару кварталов.
Ковбою же – спуститься с одного из верхних ярусов Улья.
Но, как Волк ни старался, он не обнаружил ни костюма цвета слоновой кости, ни роскошной шляпы, ни ухоженных усов, ни даже какого-то намека на аромат жасмина. Вонь немытых тел забивала все. Что же до костюма, то его можно было и не искать – не станет же такой господин ходить два раза подряд в одном и том же наряде!
Конечно, Ковбой мог явиться сюда, замаскировавшись под традиционного обитателя Клоповника, закутавшись в серые лохмотья и искусственный запах затхлой немытости… Просто для того, чтобы проверить, как поживает его незадачливый киллер. Только… зачем ему это?
Вряд ли Ковбою вообще сообщили, что последний Волк уцелел. Ему должно быть достаточно известия о том, что Стая полегла в своем же Убежище, все стены которого стали похожи на абстрактное граффити в кроваво-бетонных тонах…
Если же каким-то чудом Ковбой был в курсе событий, то это известие наверняка его не слишком взволновало. С высоты пентхауса Улья обитатели Гетто, не говоря уж о Клоповнике, казались такими мелкими и незначительными. Яма же, вероятно, и вовсе казалась чем-то вроде Марианской впадины. У того, кто туда попадал, было столько же шансов выбраться наверх, сколько обладатель билета головизионной лотереи имел шансов выиграть миллион долларов. А Ковбой, судя по всему, не привык полагаться на чудо. За него всю работу сделают другие, их мечи, похожие на блестящие ножницы…
Но Курт пообещал доказать бывшему нанимателю, что учитывать следует даже чудо, особенно в таких серьезных расчетах. Он выберется из Ямы, чего бы ему это ни стоило. Сколько бы трупов ни пришлось разбросать на этом самом пути.
Темнокожий гладиатор бросился в очередную, судорожную и безнадежную, продиктованную смертельным ужасом атаку. Кривые мечи в его сильных руках вновь запели свою кровожадную песню. Однако в их голосах слышалось отчаяние, и оно же стыло в глазах гладиатора. Он понимал, что обречен.
И все же не прекращал борьбы.
Нет ничего более позорного для гладиатора – Таран неоднократно это подчеркивал, – чем опустить оружие и молить о пощаде. Пощадить может только судьба. Ею же распоряжались поднятые вверх или опущенные вниз большие пальцы. Опусти гладиатор мечи – и с ним сразу же расправилась бы негодующая толпа, потому что от его смерти либо же маловероятной победы зависели немалые деньги. На арене это приравнивалось к саботажу. Несмотря на то что процентная ставка Страйкера была значительно выше ставки чернокожего, такой исход расценивался бы как обоюдный проигрыш. В этом случае Курт также разочаровал бы толпу, ведь исчезла бы необходимость убивать этого мускулистого парня.
Но для того уже все было решено. Он мчался в атаку, вращая клинками. И тогда Волк понял, что тянуть дальше бессмысленно. Он хотел как можно скорее покончить со всем этим и отправиться обратно в камеру – смотреть головизор и думать о будущем.
Курт шагнул навстречу. Его мохнатая лапа устремилась вперед быстрым, неуловимым движением. “Гладиус” встретил клинок, дико лязгнул металл, полетели искры. Серебристый пропеллер заглох – в который раз. Волк вставлял палки в колеса собственной смерти. Инерция удара была слишком сильна, лапа болезненно заныла. Но Курт потянулся левой и схватил запястье противника. Ему вновь казалось, что время стыло маслянистыми сгустками (бильярдные шары куда-то подевались, транс никогда не происходил одинаково). Рука чернокожего будто плыла в сладкой патоке, обхватить ее когтистыми пальцами не составляло никакого труда. Курт напряг мышцы, однако не слишком сильно, чтобы не сломать кость или не повредить сухожилия. Он не хотел, чтобы противник потерял кривой меч – тот ему еще понадобится.
Но клинков было два. Другой продолжал движение к волчьей глотке. На этот раз парировать его не представлялось возможным – невзирая на притормозившее время, остановить которое совсем было нельзя, “гладиус” весил не так уж и мало. Негр же слишком быстро раскрутил свой пропеллер. Курт понял, что не успеет. Поэтому ему не оставалось иного выхода, кроме как разжать пальцы. Рукоять короткого меча полетела к поверхности Ямы, в то время как правая лапа Курта устремилась к цели. Ему пришлось немного отклониться, чтобы убрать с траектории шею и голову. Лапа метнулась вперед разъяренной коброй. Какое-то мгновение спустя пальцы сомкнулись на втором запястье противника, сжав его стальным кольцом. Рукоятка же изогнутого клинка осталась зажатой в черном кулаке.
