— А Ганс? Что будет с тремя его корпусами? Если их перебросить сюда, Эндрю, возможно, нам удастся удержать линию от Рима до Испании.
Эндрю улыбнулся и отрицательно покачал головой.
— Поверьте мне, мистер президент, Ганс должен оставаться на месте. Он удерживает там по крайней мере десять уменов. Для нас это очень выгодно. Возможно, в настоящий момент позиции, занимаемые Гансом, не играют большой роли, но через год это может стать верным путем к победе.
— Боже, Эндрю, я думал, война кончится через пару месяцев, а ты говоришь, еще год.
Эндрю молча посмотрел на Калина. «Если мы продержимся еще год, — думал он, — это будет неплохое начало».
— Как ты это терпишь? — крикнул адмирал Буллфинч, прячась за мешками с песком, когда на краю траншеи разорвался минометный снаряд.
Усмехнувшись, Ганс Шудер стряхнул куски мерзлой земли с бушлата Буллфинча.
— Прошу прощения, адмирал, за то, что мои офицеры притащили вас сюда, но я подумал, что это поможет поднять боевой дух.
Буллфинч оскорбленно уставился на Ганса.
— Моих солдат, адмирал, не ваших, — захохотал Шудер. Порывшись в кармане, он достал плитку жевательного табака и протянул адмиралу, который отрицательно покачал головой.
— Меня от него тошнит, — пробормотал Буллфинч, — дурацкая привычка.
— Тошнит от табака?! А когда ты торчишь на своем чертовом корабле, который качается из стороны в сторону, тебя не тошнит? У нас тебе будет хорошо, сынок.
— А при чем тут боевой дух солдат? Что ты имеешь в виду? — спросил Буллфинч, наклоняясь, так как у них над головами просвистел еще один снаряд.
— Понимаешь, мои люди постоянно говорят, как замечательно живется на флоте, как у вас тепло на борту, как хорошо вас кормят.
Буллфинч гневно привстал, но Шудер тут же схватил его за плечо и прижал к стенке траншеи:
— Не высовывайся.
Как только он это произнес, над траншеей просвистела пуля.
— За этой частью окопа следит Черный Стрелок, — объявил Ганс.
— Черный Стрелок?
— Бантагский снайпер. Мы думаем, у него винтовка Витворт, которая могла ему достаться при взятии Джанкшн-Сити. И он неплохо с нею справляется, на прошлой неделе уложил пятерых.
Ганс кивнул в сторону углубления в стене траншеи. На стрелковой ступени, укрытый простыней, стоял солдат.
— Видишь его, Даниил?
Несколько человек, стоящих за спиной Даниила, зашикали на Ганса.
— Пусть адмирал снова высунет голову. Кажется, он заприметил его.
Скрестив руки на груди и пережевывая табак, Ганс наблюдал, как Даниил перешептывается с наводчиком, примостившимся рядом с ним у бруствера.
Даниил немного подвинулся, и Ганс услышал щелчок взведенного курка винтовки. Еще одно движение пальцем, и раздастся выстрел. Все затаили дыхание. Оружие выстрелило с таким грохотом, что Буллфинч подпрыгнул от неожиданности. Даниил и наводчик несколько секунд оставались неподвижными. Затем наводчик радостно вскрикнул, а Даниил, чертыхаясь, соскользнул на дно окопа, увлекая за собой напарника. Через пару секунд в бруствер, где они только что стояли, попала пуля.
— Ты убил его! — закричал наводчик.
— Я же говорил тебе, что это наводчик, я убил наводчика.
Напарник Даниила с ухмылкой посмотрел на Ганса.
— Пуля угодила в голову. Жаль, что вы не видели, как ее разнесло на куски.
— Но это всего лишь наводчик, — пробурчал Даниил.
— Держу пари, что старина Черный Стрелок отправился домой менять штаны, — с улыбкой объявил Ганс и похлопал Даниила по спине.
— Надо было еще подождать. Мы всю неделю выслеживали эту сволочь. Надо было подождать. Теперь придется искать другую точку и опять целый день морозить задницу, прежде чем я его замечу.
— Будь осторожен, — ответил Ганс, отдавая Даниилу табак, который все еще был у него в руке, и отошел в сторону.
Ганс взглянул на Буллфинча, стоявшего чуть ли не на четвереньках, и засмеялся. Молодому адмиралу не помешает почувствовать, каково на фронте. Хотя Ганс никогда не сомневался в его мужестве. Привести броненосец почти к самому Сианю — поступок, граничащий с безумием, и уже только за это Ганс был обязан Буллфинчу жизнью. Три месяца, проведенные в окопах вокруг Тира, давали о себе знать. Они испытывали постоянную нехватку во всем. Запасы продуктов — сухарей, тушенки, сушеной капусты и бобов — подходили к концу. Если эта операция затянется, ему понадобится все, что сможет доставить Буллфинч.
Дойдя до бомбоубежища, Ганс отдернул рваное покрывало, служившее дверью, и жестом пригласил адмирала внутрь. После сухого холодного воздуха в окопе здесь, благодаря дымящейся печурке, было тепло и сыро. Из углубления в стене Ганс достал глиняный кувшин, откупорил его и передал Буллфинчу, который, сделав большой глоток водки, вздохнул и уселся на табуретку.
— В городе полно замечательных зданий, — сказал Буллфинч, — почему ты решил разместить свой штаб здесь?
— Потому что ребята проводят здесь две недели из трех и им легче, когда они видят, как я ползаю вместе с ними.
— А тебе не кажется, что ты уже не в том возрасте?
Ганс усмехнулся и провел рукой по заросшей щетиной щеке. Как ни странно, этот жест вызвал у него воспоминания о прошлом, об осаде Питерсберга много лет назад. Ганс попытался сесть напротив адмирала, но его прихватил приступ ревматизма. Буллфинч был прав: это место давало о себе знать.
Ганс взял кувшин и отхлебнул из него, наслаждаясь разливающимся в груди теплом.
— Я понимаю тебя, Ганс, здесь ужасно. Я не променял бы свой броненосец даже на весь чай в Китае.
— Весь чай в Китае, — тихонько засмеялся Ганс. — Давно я такого не слышал. Не думал, что заберусь когда-нибудь так далеко.
— Я должен был туда отправиться сразу после призыва, — с улыбкой сказал Буллфинч, — я находился на пароходе, приписанном к Тихоокеанскому флоту. Нам было приказано плыть в Китай, а затем в Японию. Но я подхватил тиф и был вынужден остаться на берегу. Пароход уплыл без меня, а я оказался сначала на «Оганките», а потом здесь.
— Повезло как утопленнику.
Буллфинч покачал головой:
— Мне еще нет двадцати девяти, а я уже адмирал. Дома этого никогда не могло бы произойти. Я рад, что так все вышло.
— Даже сейчас?
Буллфинч улыбнулся:
— Даже сейчас.
— Никогда не знаешь, чего ожидать. Я солдат и никогда не задумывался, что со мной будет. Когда в сорок восьмом в Пруссии начались эти чертовы политические волнения, меня вторично призвали в армию. Но я не мог сражаться за правительство, которому не доверял, поэтому я поехал в Америку. И что я сделал? Пошел в армию. — Он засмеялся. — Прошло уже тридцать лет, а служба все не заканчивается. Никогда не думал, что буду воевать так долго. Никогда.
