– Вот-вот. Не опубликовывался! Потому как отрицательный!
– Сравниваем нашу технику и зарубежную. Без Т-38 не было бы и современной. А на Западе так и не научились подобное делать. И опыт по эксплуатации этих малявок – он действительно бесценный. Другое дело, учить надо было серьезнее, а это тогда никак не получалось.
– То есть гнешь к тому, о чем раньше говорили, как тут расселись? Что неопытный салага любую технику опояшет ломом?
– Я о том и говорил. Низкая надежность тогдашних машин (всех, а не только этих) отпугивала малограмотных людей. Водителей с хорошими навыками было мало. Это сейчас почти все на чем-то ездят смолоду. Тем людям, которые хаяли поплавки, если выдать «тигры», они бы их точно так же грязью поливали и бросали при отступлении. Ибо ломались на каждом шагу. Сам я имею богатейший опыт езды на неисправных машинах.
– Это сколько же?
– Специально не считал, но если вместе с колесными, то не один раз вокруг Земли объехал. Гусеницы слетают у раздолбаев, которые не хотят или не умеют пощадить слабоватую гусеницу. «Абрамс», например, нельзя водить как нормальный танк, он быстро разуется. То же и про перегрев двигателей. То же и про поломки трансмиссии КВ. Совершенствование техники идет по пути устранения этих слабых мест. В данный момент мы в этом сильно преуспели в отличие от американцев. Но тогда все только начиналось. Большинство критических замечаний к тем машинам является или формально-бюрократическими или откровенно идиотскими.
– Это какие, к примеру, а?
– К примеру? Невозможность переправлять на них дополнительных бойцов с вооружением. Это очень маленькая машина с минимальным запасом плавучести и устойчивости. Два здоровых лба перевернут ее легче, чем казанку. А вот самоопрокидывание при резких маневрах – это из грязного пальца высосано. Нормальные водилы фактически в шторм на ней переплывали большие расстояния. А требовать, чтоб любой неумеха мог водить гусеничную технику, плавать на ней и выходить из воды, – это абсурд. Этому надо учить. Очень серьезно учить! А тогда еще нормальной школы не было. Тогда и другой техникой люди в массе плохо умели пользоваться. Все еще было впереди. Кстати, ссылочек на позитивные отзывы с подробностями нет и не будет. Они хранятся под замком. Можно об этом догадаться и самостоятельно вообще-то. Сейчас на дворе двадцать первый век. Большинство государств на планете не имеют ни такой техники, ни тем более опыта массовой эксплуатации.
– Да сейчас уже все рассекречено! Нет таких данных! – горячится конопатый водолаз.
Не могу удержаться и влезаю:
– Знакомые архивисты рассказали – в Англии в очередной раз засекречены все данные по хозяйственной деятельности армии.
– Так это нормально! – откликается конопатый.
– Ну если не считать, что это данные по армии в Крымской войне. Тысяча восемьсот пятьдесят четвертый – тысяча восемьсот пятьдесят пятый годы, соответственно, – выкладываю ему убойный козырь.
– Серьезно? – очень удивляется он.
– Отвечаю!
– Да что там секретить-то? – еще больше удивляется водолаз.
– Ну а чего секретного в миссии Гесса?[3]
– Гесс был сумасшедший!
– Ага. Совершенно. Потому все засекретили и хрен рассекретят. Это ж токо у нас злые архивисты с собаками, за рубежом-то все нараспашку… – ехидничаю в ответ.
Ну все! Спор покатился как лавина с горы.
Подзываю братца.
Вылив еще масла в огонек, он подходит к нам.
– Откуда у тебя трубка-то?
– Подарили хорошие люди. И мешок отличного табака.
– Как говорила наша бабушка: «Надолго псу красное яйцо!» Ты ж ее сломаешь, у тебя же трубки живут месяц.
(Любая техника, да и вообще вещи в руках братца гибнут быстро и бесславно, причем он вроде и не прикладывает к этому особых усилий – само ломается. Вот трубки он несколько раз себе заводил, ан и они долго не служили, хотя вроде б и не техника.)
– Ага. Мне подарили два десятка. Когда кончатся, обещали еще подбросить.
– Понимают толк. Ну а за что? – хмыкаю я.
– За безукоризненную помощь следствию, – не моргнув глазом парирует братец.
– Ясно. С чего ты про танки-то завел волынку?
– Вижу, людям скучно, грустно и даже, не побоюсь этого слова, тошно. Надо было поднять настроение хорошей сварой. И о чем прикажешь спорить? При наличии всего этого паскудства вокруг о сиськах и девках говорить кощунственно, про зомби – глупо, про футбол – так это для мазохистов-извращенцев… Остаются танки. Любят мужики обсуждать большие и тяжелые игрушки. Но в тех же джипах понимают немногие, а в танках – ну просто все… Вона как разогрелись-то! – с удовлетворением мастера, любующегося на отлично сделанную работу, отмечает братец.
Развозит еще пуще. Но если прикемарить – потом долго в себя не придешь. Потому как усталость тяжелая. Давящая. Это когда на машине катишь и дрема нападает, то вполне двадцати минут вздремнуть хватит. Зато когда все тело устало, а не только мозг, тут минутами не обойдешься. Меньше четырех часов спать без толку, только хуже будет. К тому же время гадкое: если на нас кто нападет, то скорее всего сейчас.
На воздухе становится и впрямь легче.
Начинаем обход и тут же сталкиваемся с нашими – пара саперов задерживают смутно знакомых мужиков. Двое тащат третьего, и в этом волочащемся я с мерзкой радостью узнаю «мужа рожающей женщины».
– Во, узнаете – этот? – спрашивает один из таскателей.
– Этот сукота! Он самый.
Несколько удивляюсь, потому как двое (а это патрульные, бывшие у кухни раньше) бодро поворачиваются на сто восемьдесят градусов и маршируют прочь от нас. Пока я думаю, что это они собрались делать, и мне даже приходят в голову дурацкие заумные мысли о камере предварительного заключения, трибунале и прочем воздействии Фемиды на того, кто меня хлестал железякой по каске, один патрульный прислоняет задержанного к стенке здания, быстро отскакивает в сторону, а второй какой-то брезгливой короткой очередью перечеркивает моего обидчика.
Расстрелянный сползает по стенке – там как раз лежат двое упокоенных нами раньше зомби.
Коренастый закидывает автомат на плечо и подходит к нам.
– Яке жахлыве самогубство[4]… – Ехидно это в его устах прозвучало. Он протягивает мне мою сумку. Надо же, вернулась.
– Спасибо.
– Тю, та нима за що!
Залезаю глянуть. Медикаментов поубавилось, да и в коробочке с ампулами четырех не хватает. Вопросительно гляжу на коренастого. Тот уже без шуточек отвечает по-русски, но с очень внятным южным акцентом:
– Эта хнида сумку вывернула на землю перед тем, как вмазаться. Кохда собирали, что особо попачкалось, класть в суму обратно не стали. Себе тож немнохо взяли, ну так – из пачканохо же. И по ампуле тоже. Но мы ж не бесплатно.
