Громилы ничего не ответили и не сдвинулись с места.
— Что ж, — я взялся за пистолет обеими руками. — Тогда начинаю считать. Раз…
Никто не шелохнулся.
— Два…
Двое мужчин посмотрели на коротышку и переглянулись.
— Три.
Эта парочка стала медленно отступать назад, не сводя взгляда с черного дула пистолета. Третий громила, тот, которому я недавно подставил подножку, с лютой ненавистью в глазах смотрел на меня.
— А ты, видимо, хочешь маленько взбодриться разрядом тока, да? — сказал я и стал нажимать на спусковой крючок.
Мужчина еще секунду-другую колебался, а затем выругался и пошел вслед за своими дружками. Вскоре все трое пропали из виду.
Лидер шайки остался без своей свиты. Он все еще лежал на спине, постанывая и медленно приходя в себя. Я подошел к нему. Заметив меня, он хотел подняться, но я наступил ему на грудь и придавил к земле.
— И кто же вас на это надоумил?
Коротышка с испугом уставился на меня.
— Что?
— Кто приказал вам расправиться со мной?
— Никто, — быстро ответил коротышка, глядя куда-то в сторону.
Я поднял пистолет.
— Не ври. Так кто вас послал? Отвечай или получишь еще одну порцию электричества.
Коротышка округлил глаза.
— Я… Не могу сказать.
— Отвечай.
— Не могу… Он прикончит меня.
— Прикончит, если узнает, кто его выдал. Но я ему этого не скажу. Так кто вас послал?
Коротышка молчал. Он все еще колебался.
— Ну?
Тишина.
Я прицелился.
— Спрашиваю в последний раз — кто вас послал?
Коротышка секунду помолчал, затем очень тихо, почти неслышно ответил:
— Кобен.
— Это такой невысокий малый со шрамом на лице?
Коротышка промолчал. Я решил оставить его в покое.
Убрав пистолет обратно в кобуру, я проскочил через арку и выбежал на главную улицу.
На тротуарах все так же толпился народ. По каналам ходили моторные лодки. Где-то далеко-далеко над головой слышался гул пролетающих флайеров.
Я вертелся на месте и смотрел во все стороны. Синеглазой женщины и Дениса уже и след простыл.
Быстро шагая вниз по улице, я позвонил Китсону.
— Ну что там у тебя? — резко спросил он.
— Я упустил его.
Лицо Китсона окаменело.
— Идиот, — гневно прошипел он. — Знал же, что от новичка в таком деле толку не будет. Запорол мне всю операцию, засранец.
— Вообще-то, кое-что я все-таки узнал.
Китсон сощурился.
— Да? И что же?
— Этот Денис встречался с каким-то человеком. Они сняли номер в гостинице и пробыли там около десяти минут.
— Что они там делали? О чем говорили?
— Не знаю…
— Не знаешь? — перебил меня Китсон, снова зашипев.
— Нет. Они разговаривали в номере, и у меня не было возможности подслушать их. Но когда они вышли на улицу и распрощались, Денис позвонил Раде и сказал…
— Да-да, это я и сам знаю.
— Получается, что Денис с Радой кого-то или что-то ищут. И человек, с которым Денис встречался, сказал ему, где это можно найти.
Китсон помолчал немного и затем сказал каким-то странным тоном:
— Да, похоже на то, — и после секундной паузы он добавил: — Ладно, возвращайся живей. Ты можешь мне еще понадобиться.
Китсон оборвал связь.
Я прокладывал себе дорогу сквозь толпу, пока снова не оказался на улице красных фонарей. За время моего отсутствия здесь, казалось, ничего не изменилось. Я прошел еще немного вперед и увидел внизу свободное водное такси.
Но когда хотел было уже спуститься к нему, как вдруг неожиданно вспомнил Аниту. Ту самую девчонку, которой недавно вручил тысячную купюру. Я вспомнил несчастный, жалкий вид этой девчонки и ту старуху, бабку Агафью, которая отобрала у нее банкноту. Вспомнил, как Анита громко кричала, когда ее били плетью…
Я встряхнул головой. Нечего о ней думать. Эта девчонка нарушила заведенные здесь правила. Поэтому ее сурово наказали. Моей вины в этом нет.
Но тут в голове снова зазвучали те жалобные и полные боли крики Аниты.
Я замер в нерешительности. Эта девчонка никак не выходила из головы. Я старался чем-нибудь отвлечься, но каждый раз непроизвольно возвращался к мыслям об Аните.
Нижние Уровни — это совсем другой мир. Жестокий, практически варварский. Здесь действуют свои законы и правила. Вмешиваться в то, что происходит на Нижних Уровнях не имеет смысла. Конечно жалко эту девчонку, Аниту, но таких несчастных созданий, как она здесь полно. И я ничего не могу сделать ни для нее, для других жителей этого мира, которые каждый день вынуждены терпеть боль и унижение.
Я снова посмотрел вниз. Лодка продолжала покачиваться на волнах. Водитель сидел за штурвалом и со скучающим выражением на лице смотрел куда-то в сторону. Такси все еще было свободно. Надо идти к нему, пока меня снова кто-то не опередил. И я пошел.
Но вместо того, чтобы начать спускаться по ступенькам, ноги словно отказались подчиняться и понесли меня дальше по улице.
Вскоре я отыскал тот дом, в котором мучали Аниту. Открыв входную дверь, перешагнул через порог.
Внутри было темно и мрачно. Далеко вперед тянулся коридор с деревянными, хлипкими дверями по обе стороны. Я пошел по блеклому, истертому ковру, заглядывая во все комнаты. В каждой из них были только пружинная кровать, пара стульев, да небольшая тумбочка.
Но некоторые двери не открывались. За ними слышались какая-то неясная возня, шорох материи, скрип пружин, тяжелое и шумное дыхание.
Я подошел к очередной двери и толкнул ее. Она оказалась незаперта. У дальней стены на кровати с грязным матрасом лежала девушка. Она была полностью обнажена. Ее руки были привязаны к решетчатой спинке кровати, а ноги к ножкам. Густые спутанные волосы спадали на лицо, полностью его закрывая.
В одном углу комнаты валялась одежда. Босоножки, брюки, почерневший от грязи и весь изорванный свитер с воротником. Это была одежда Аниты.
Я подошел к кровати, посмотрел на девушку и содрогнулся. Ее спина и ягодицы представляли собой одну сплошную рану. Кожа девушки была вся исполосована красными страшными рубцами. Аниту били очень долго, наверное, до тех пор, пока у мучителя не устала рука.
Я позвал девушку по имени. Она никак не отреагировала. Сначала я даже испугался, подумав, что она мертва. Быстро наклонился, дотронулся до шеи девушки и нащупал пульс. Сердце билось. Слабо. Но главное, что билось. Я успокоился.
Присев на колени, осторожно откинул волосы с лица девушки. Она спала, приоткрыв рот. С ее потрескавшихся губ срывалось неровное, хрипловатое дыхание. Даже во сне лицо Аниты сохранило выражение муки.