— Вас еще не хватало, — поморщился Борман, оттаскивая Чуху в сторону. Влюбленный художник с мольбой смотрел на конкурента, но последний был непреклонен: — Я тебя предупреждал?!
— Не надо.
— Надо.
Борман резко ударил Чуху по лицу, но оттого, что тот ожидал нападения и отскочил, удар получился смазанный. Однако Чуха с готовностью упал и закрыл лицо руками.
— Э-э-э, пацаны, лучше места не нашли? Не дома. Проблем и так выше крыши, — оглядевшись по сторонам, заметил Спирт.
— И лежачего не бьют, — добавил Череп.
— По лежачим ходят и об них вытирают ноги. — Борман отвесил пинка Чухе и, похоже, остался доволен его унижением. — Вставай, больше бить пока не буду.
— Давайте отложим разборки до возвращения. Еще друг с другом бодаться будем. — Спирт помог встать Чухе: — Между прочим, нас за вами старшина послал.
— Чего ему надо? — спросил Борман.
— Чего надо, он тебе сам скажет.
— Вроде как помочь просил, — пояснил Череп.
Следопыты зашагали на передовую. Борман не удержался и отвесил пинка идущему впереди Чухе.
— Да! Еще раз увижу, что целишься мне в спину, голыми руками задушу, гнида.
* * *
Пригнув головы, следопыты зашли в землянку, в которой еще вчера их принимал Демин. Теперь на его месте сидел Емельянов. Даже в полумраке было заметно, что лицо старшины сильно покраснело.
— Вызывали? — морщась, спросил Борман.
Медленно подняв помутневшие глаза на вошедших, Емельянов кивнул на кружки и флягу, стоящие на грубо сколоченном дощатом столе.
— Не стойте, садитесь. Помянем ребят…
Сидеть было не на чем. Следопыты просто обступили стол. Емельянов разлил остатки спирта по кружкам.
— Столько человеческих жизней эта война жрет… Совсем мальчишки, и пожить-то толком не успели. А все жрет и жрет. — Он стукнул кулаком по столу.
— Да, жалко ребят, — согласился Борман.
Раскачиваясь, старшина поднял свою кружку. Рука его дрожала.
— Они своей жизнью купили право на жизнь для других, понимаете… Вот такая арифметика.
Следопыты согласно закивали.
— Помянем их души. Наше дело правое — враг будет разбит. Будем бить гада до последней капли крови.
Емельянов залпом выпил спирт. Следопыты последовали его примеру. Чуха поперхнулся, зайдясь в кашле.
— Вы вроде земляки командиру, — вздохнул старшина. — Он же моложе вас был. Вторую неделю на фронте. Во время первой атаки он не смог поднять солдат. Не смог — страшно! Карпенко ему предупреждение сделал. Еще раз подобное — и под трибунал. А сегодня была его вторая атака. Он смог… Мальчишка совсем. Каждый день маме писал.
Емельянов закурил.
— Такое дело, бойцы. Нашего лейтенанта и тела тех, кого удалось с поля боя забрать, надо захоронить.
* * *
У едва заметной тропы возле трех высоких сосен следопыты отработанными движениями рыли могилу. Почва была песчаной, и работа продвигалась быстро. Рядом лежали тела Демина и двух солдат, которых удалось вытащить с поля боя. Переводя дыхание, Спирт облокотился на черенок лопаты.
— Интересная штука жизнь. Там разрывали, здесь закапываем. Где смысл?
Борман кинул взгляд на убитых.
— Слушай, ты, философ, как вариант, прикинь, чей ты череп тогда в блиндаже в руках держал?
— Решил меня попутать? Да хоть и свой, какая разница?
Чуха поднял глаза к безоблачному небу.
— Надо что-то делать, еще чуть-чуть — и я с ума сойду.
— Решили же, прорываемся к озеру — и домой, — зло процедил Спирт.
Он подошел к телу Демина, схватил за ноги и потащил его к могиле.
Череп бросил лопату в сторону:
— Слушай, Спиртяга, у тебя сердце есть?
— Ты это к чему?
— К тому, что человеком надо быть.
— Не тебе мне мораль читать. Что-то не припомню, чтобы ты тогда о них переживал. Все, помню, заразиться боялся и о деньгах думал.
— Я, конечно, такая же скотина, как и ты, но если еще раз хотя бы одно слово плохое про них скажешь — пасть порву.
Неожиданно Чуха сдавленно всхлипнул и опустился на колени. Спирт и Череп оглянулись и замерли. Из сосняка к ним медленно приближалась пожилая женщина в простом ситцевом платье с глиняным кувшином в руках.
Спирт перекрестился.
— О боже, я все понял — это она во всем виновата! Из-за нее все!
Нижняя челюсть Чухи задрожала. Упав на колени, он пополз к женщине.
— Мать, прости. Я больше не буду. Прости, мать. Прости нас всех.
Женщина в недоумении попятилась назад.
Спирт, схватив лопату, сделал шаг в ее направлении, но Борман ловко подставил ему подножку. Спирт упал. Борман навалился на него, придавив к земле.
— Полежи пока, философ. Разобраться надо, а то наломаешь дров.
Чуха, не переставая креститься, подполз к женщине и стал тыкаться губами в ее руку, пытаясь поцеловать сухую, морщинистую кисть.
— Матерь Божья, не наказывай нас. Прости нас, грешных. Готов нести любое наказание, только верни меня. Клянусь жить праведно, в монастырь пойду, если надо. Только спаси!
Женщина свободной рукой стала отталкивать Чуху, но он был неумолим. С другой стороны к женщине подполз Череп. Попыток прикоснуться к ней он не делал, зато усердно бил поклоны.
Борман встал с притихшего Спирта и подошел к ошеломленной крестьянке.
— Вы нас узнаете?
Женщина испуганно молчала.
Чуха, прижавшись к ее смуглой руке щекой, скулил:
— Матерь Божья, прости. Церкви служить буду, только верни.
Вторя ему, разрыдался Череп:
— Мама, прости. Я не буду больше.
— Да что с вами, сыночки? — запричитала наконец крестьянка. — Вы же комсомольцы. Пустите меня. Что вы делаете?! Я только молочком угостить хотела.
— Вы в каком году родились? — спросил ее Борман.
— В тысяча восемьсот семьдесят шестом… А что? Ну успокойтесь, родимые.
Борман решительно схватил Чуху за воротник гимнастерки и оттащил в сторону.
— Идиоты, это же не она… Та чуть ниже была. И немного старше. Что, рехнулись совсем? Ну сами посудите, если ей сейчас шестьдесят шесть, то в наше время все сто тридцать должно быть. Ну, встали с колен, убогие!
Женщина, ничего не понимая, переводила взгляд с одного на другого.
— Сыночки, милые, что с вами? Что я вам сделала?
Череп, попытавшись подсчитать в уме возраст женщины, наморщил лоб, затем устало встал с колен. Чуха протер губы тыльной стороной ладони, отряхнул галифе и укоризненно посмотрел на крестьянку. Женщина, стараясь улыбнуться, протянула кувшин с молоком.
— Намучились, сынки? Молочка попейте. Силушки прибавится…
Череп зло заметил:
— Пили уже. Знаем. И какие мы тебе сынки? Тоже мне мамаша нашлась!
