– Странно, обычно бросивший вызов не опаздывает, - задумчиво почесал щеку лезвием кинжала вор, - Кстати оцени, Феникс.
Эйлт сжал кулак. На тыльной стороне его ладони из-под наручни вылезло на несколько дюймов лезвие.
– Тебе б такую штуку, а? - вор позволил лезвию выйти на всю положенную длину, - Вот так, и в ребра! Потом поворот, и можно пожелать противнику земли пухом.
Кулак с треском врезался в дерево. Карнаж одобрительно кивну. Лина же заголосила, чтобы Эйлт немедленно оставил в покое «несчастное деревце», назвав так к смеху обоих полукровок дуб толщиной в три обхвата.
Они прождали несколько часов, но никто не явился. Эйлт и Лина, чертыхаясь и содрогаясь под порывами холодного ветра, долетавшими с моря, силком потащили упиравшегося Карнажа назад в таверну. Приближалось время отплытия, ведь ночью заканчивали погрузку и утром корабль снимался с якоря, а Феникс только-только пришел в себя и ему требовалось выпить еще укрепляющих травных сборов, коль скоро сражения на сегодня закончились не начавшись.
В тот вечер Роксана пребывала в отличном расположении духа. Ее сын пошел на поправку и магике не было дела ни до чего на свете. За все прошедшие годы мир впервые осветило для нее надеждой.
Она даже не удивилась неожиданному визиту.
Рене появился на пороге ее дома едва начало смеркаться. Чародейка удивилась лишь тогда, когда начальник тюрьмы справился о здоровье ее ребенка. Роксана знала, что Эльза умела держать язык за зубами, стало быть, канцелярия… Но теперь было все равно. Она даже не поинтересовалась по откуда гостю это известно. И даже не пыталась проникнуть в его мысли. Рене как-то слабо и растеряно улыбался все то время, пока сидел с ней в гостиной и слушал об ее сыне. Магика, не смущаясь, вспомнила несколько мелочей, что произошли нынче утром. Вдруг Рене неожиданно покачнулся и откинулся в кресле, но тут же извинился и, посетовав на неотложные дела, припал к ее руке. Она не позволяла ему этого несколько лет, но в этот раз почему-то дала запечатлеть губам поцелуй, отметив, что они ледяные.
Он ушел. А она, только закрыв дверь, вдруг поняла, что Рене так и не объяснил ей цели своего позднего визита. К тому же опять дало о себе знать беспокойство, которое охватило ее после ухода в ночь Феникса. Дело в том, что вместе с ним пропало несколько сильнодействующих зелий, которые по силе годились только для проведения экспериментов с химическими смесями и никак не для приема внутрь.
Она гнала прочь эти мысли… Конечно Рене выглядел нездоровым, смертельная бледность лица и ввалившиеся глаза, а те эликсиры позволяли, если принявший их выдержит такую концентрацию, на короткое время обрести неимоверную силу и скорость, которой способен обладать разве что взбесившийся вервольф, но потом могут и прикончить… Главное чтобы выдержал…
Но нет! Все теперь для нее должно быть хорошо и магика не хотела думать иначе. У нее на это просто не хватало сил.
Начальник тюрьмы не пошел в «укромное место», где должен был ожидать полукровка. Силы неуклонно покидали его. Он еле добрался до своего жилища и сел у окна, торжественно зажег свечи и достал еще одну, завалившуюся за стеллаж в подвале, вторую бутылку того самого вина, что припас для особых случаев и обнаружил этим утром. Когда слуги принесли ему в кувшине какую-то дешевую, даже для его языка, дрянь, пришлось последовать старому доброму совету: если хочешь чтобы все получилось - сделай это сам.
Письмо Клода лежало нераспечатанным на столе. Там, очевидно, были какие-то указания о дальнейшей судьбе Феникса. Рене это казалось неважным. Жало Кобры ранило сегодня в руку. Он знал, что отравлен, едва первые симптомы заявили о себе ближе к обеду - пропал аппетит, подступила слабость и озноб. Сначала его обуяла бессильная ярость, ведь яд островитян редко имел противоядия. Это было неминуемым концом. И он захотел навестить перед дуэлью Роксану, собираясь сказать ей все, что так давно хотел. Но, сидя у окна, вспоминая ее радостное лицо, впервые за несколько последних лет одарившее его улыбкой, он удивлялся той своей злобе. Поминутно наполняя бокал вином, что вливало немного сил в слабеющее тело, Рене не давал померкнуть этой картинке перед глазами… И, уже глотая не останавливаясь, не разбирая превосходного вкуса, оставив перед глазами в пламени свечей только это, бесконечно милое сердцу, радостное лицо, он почувствовал, что, не смотря на интриги и злой рок, приведшие в итоге к гибели, умирает счастливым человеком.
We are but falling leaves in the air, hovering down.
Unaware we will hit the ground
Scattered fragments of time,
like blinks of an eye.
We are… Just when we realize that we are alive
We die.
Sami Lopakka
* * *
Ранним утром Нэй не сразу узнала Карнажа, когда тот спустился по лестнице с торбой и мечом за плечами. Вчера он был совсем другим и она как-то быстро привыкла к нему такому, немного растерянному и даже мягкому.
Полукровка не стал кутить с остальными наемниками, которые шумели до утра, а послушно выпил травные сборы, заботливо приготовленные для него Линой, и лег спать. Этим утром на лице Феникса снова заиграли краски, набухшие синяки под глазами остались лишь напоминанием залегших там теней, но это было обычно, особенно когда они с бродячим цирком встречали его случайно на тракте. Лицо «ловца удачи» стало жестче, взгляд осмысленным и полным решимости, волосы снова натерты ларонийским составом, образовав хаос из вороха отдельных прядей. Пожелав ей доброго утра он направился на причал и там долго стоял в одиночестве, ожидая, когда закончат погрузку.
Эльфка украдкой наблюдала за ним из окна в трапезной зале, дожидаясь пробуждения остальных членов отряда. Ей было немного обидно, что едва снова встретившись, они опять расстаются. И опять надолго.
Убийцы драконов зашевелились, когда, громко отворив входную дверь, вошел кормчий. Феларский моряк смачно высморкался на пол, утерев свой нос-картофелину рукавом крутки:
– Та-ак, крысы сухопутные, что у нас тут? - громко спросил кормчий и, не получив ответа, окинул всю представшую перед ним картину спящих вповалку кто где убийц драконов критическим взглядом, - Половину добра вчера, пока помогали грузить, побили. Свою груду железа, что потянет нас на дно, от дождя не укрыли - все поржавело к чертям собачьим. Люди не проспались, гномы - в жопу пьяные. Что ж, можно отчаливать!
– Ты кто? - поинтересовался разбуженный громким хриплым голосом Гортт.
– Кто я?! Царь морской! Что б тебя, пьянь швигебургская!
Кормчий посмотрел на Нэй, словно ища у нее поддержки, с сердцем ругнулся, махнул рукой и пошел к двери, где наткнулся на Карнажа.
– Все готово? - невозмутимо спросил «ловец удачи».
