Снова грохнул выстрел, и опять копавшиеся в помойке люди завертели головами, ища «кто и куда».
— Ну что ты? — выговаривал Белке Толян, — Я же говорю, — держи крепче!
— Подбрасывает сильно! — пожаловалась та, передергивая затвор. Дымящаяся гильза полетела с балкона во двор. Звякнула об асфальт далеко внизу.
— А ты прижми к перилам! — подсказывает Толик и уже мне:
— А ты чо, Крыс? Пострелять не желаешь? Из обновки-то?
Я достал наган. Шмальнуть, что ли? Но не в людей же!
— Толян, так ведь можно и попасть. А они мне ничего плохого не сделали.
— Ну и пох. Не сделали, так сделают. И не сделали еще только потому, что не смогли, — ты же насчет людей не заблуждаешься, не?… Мы ведь не из человеколюбия и не от доверия в Башне запираемся, и батя твой вон минами все обклеил?…
— Не, в людей не буду.
— Ну смотри. Если тебе по банкам интересней… — и опять отвернулся к Белке, старательно выцеливающей мужика в желтой куртке.
Из квартиры подошел батя.
— Стреляете?… — спросил он со странной интонацией.
— Белка стреляет. В бомжей на помойке, — ответил я, — Пока ни в кого не попала.
— А ты?
— А что я? Я смотрю.
Мне показалось, что батя облегченно вздохнул. Вышел на балкон, встал рядом. Проследил направление ствола обреза.
— Толян, это все-таки люди…
— Да пох!.. — тот только досадливо дернул плечом, склонившись над целящейся Элеонорой, — Вот-вот, еще-еще… Главное, не дергай…
Грохнул выстрел, и мужик в желтой куртке повалился на асфальт.
— Попала, попала!! — радостно закричала Белка.
— В кого попала, Элеонора? — спокойно спросил батя.
— Вон, в него! — радостно обернулась она.
— В кого? — Батя всмотрелся, даже показал пальцем — Вон в того человека? Так неудачно — только ранила. Ты давай, добей его, девочка.
Мужик в желтой куртке, и правда, поднялся на четвереньки; и, приволакивая за собой ногу, пополз в сторону ближайшего дома. От мусорки, как тараканы, пригибаясь, побежали в стороны фигуры.
Белка растерянно перевела взягляд на Толика.
Тот, насупясь, тяжелым взглядом уперся в брата.
— Ну-ну, стреляй в него, он теперь раненый, быстро бежать не сможет, — легче попасть, — продолжал батя. У меня что-то внутри поджалось — запахло реальным конфликтом. Этого нам еще не хватало.
Белка растерянно переводила взгляд с Толика на батю и обратно.
— Ну че. Мочи в него. Фигли встала, — буркнул Толик.
— Не, Толь, я пойду, пожалуй… — Белка стала упячиваться к выходу с балкона.
— Че так? — продолжил батя, — Нормальная такая мишень, яркая, передвигается медленно. Опять же — теперь сдохнет все одно. Кто его там с простреленной ногой лечить станет, нахер он кому нужен.
Белка, не отвечая ни слова, сунула обрез в кобуру и юркнула в комнату.
— Ты задолбал, братан, со своими поучениями!.. — угрожающе начал Толик.
— Хоть бы патроны пожалел, если на людей насрать; жечь с балкона, нашли занятие!
— Солить их, что ли?? — Толик пнул ногой стоявший на балконе небольшой пузатый рюкзачок с цветными завязочками и розовым флисовым мишкой на лямке, явно раньше принадлежавший какой-то школьнице. В рюкзаке глухо звякнуло. — В приложение к АПБ прапор насыпал, без счета. Ты мне скажи, вот че ты встреваешь?? Тебе бомжей жалко? Ты человеколюбцем заделался??
У меня начали гореть уши; хотя я старательно делал вид, что что-то высматриваю во дворе, появилось четкое ощущение, что сейчас меня прогонят.
— Крыс, ты че здесь застрял? Пеоны что теперь, в отпуске??
— Работают они, работают… — буркнул я, выскочил с балкона и помчался проверять пеонов.
Прокрался на цыпочках к двери в комнату, — пеоны уже зачистили края дыры в том месте, где я показывал, и теперь сидели рядом, вяло переругиваясь. Ибрагим вертел в руках замок, которым цепи были пристегнуты к стояку батареи отопления.
Гаркнул «Вспышка сзади!» — гоблины заполошно брякнулись на пол, лицом вниз, «по регламенту» — с руками за голову. Схватил стоявшую в прихожей ручку от швабры, влетел в комнату и врезал по разу Джамшуту и Равшану, чтоб не тащились; и от души отделал Ибрагима; стараясь, впрочем, не попадать по рукам и голове. Тот визжал и закрывался руками. Трогать замок и цепи им вообще с самого начала было настрого запрещено. Забиваешь на «регламент», да?? Ах ты паскуда! Отвозив его палкой, — при этом лежащие рядом Равшан и Джамшут одобрительно гыгыкали и скалились, — еще пообещал, что про его проступок расскажу Толику, отчего тот совсем скис. Поставил им очередную производственную задачу, еще раз пнул напоследок Ибрагима, — вот паскуда, не уймется никак! — выскочил в коридор, бросил палку, и полетел опять к балкону. Подслушивать. А что делать? Хочешь знать, что делается — не жди, когда тебе принесут информацию на блюдечке, а собирай сам…
* * *
*** Батя уставил тяжелый взгляд на брата.
— Ты зачем его убил?
Тот попытался съерничать:
— «Саид, ты зачем убил моих людей??. Я послал их сказать тебе, чтобы ты не искал Джавдета в Сухом ручье, его там нет!»
— Не придуривайся! Это серьезный разговор. Я вижу, что ты убиваешь направо и налево. Теперь и Белку, и Крыса этому же учишь!
— Ты тоже убиваешь! Тоже мне, нашелся праведник! — окрысился Толик.
— Не прикидывайся, что ты не видишь разницы! Я убиваю как анаконда — только когда это надо для жизни, можно сказать — для пропитания! А ты убиваешь для удовольствия — я же вижу! Тебе это доставляет удовольствие, — я же вижу! — он, с исказившимся лицом, обличающее ткнул пальцем в сторону брата.
— Ну и что??? — защищаясь, заорал тот, — Нравится — не нравится! Ты вообще стал бабой, как твоя бывшая! Да, нравится! Я, бл…, как волк среди овец, — я их режу в свое удовольствие!
— Чушь! Волк убивает столько, сколько может съесть! Убивает в свое удовольствие хорек в курятнике!
Толик помолчал, опустив голову, потом ответил:
— Ты сам говорил, что «парадигма сменилась». Что сейчас выживет не самый… не самый цивилизованный или гуманный, а самый жестокий, кто не боится лить кровь…
— Говорил! Только не «жестокий», а жесткий. Сейчас время такое — убивать приходится. Постоянно. Даже не поделиться продуктами — это тоже убить чаще всего. Я сознаю это, — он жестом остановил пытающегося что-то сказать брата, — Но это все по необходимости! А тебе, я вижу, нравится, — а это уже, брат, шизофрения! Причем с тебя берет пример Крыс, тьфу, Серега; — и нельзя, чтобы из него выросло кровавое чудовище!
— Я — чудовище?? Я, бл. дь, — кровавое чудовище?? — вспылил Толик.
— А что ты думал?? Ты убиваешь для удовольствия! Мне наплевать на моральный кодекс, на тот, который был, во всяком случае, — но мы не можем вообще быть без правил… Быть без правил, без нравственных правил, вообще без всяких — это невозможно! Мы же люди, брат, мы же не хорьки в курятнике!! Не фашисты на оккупированной территории! Нельзя, понимаешь, нельзя получать удовольствие от лишения человека жизни! Убивать просто потому, что имеешь такую возможность! Это не по-человечески! Масутатси Ойяма сказал: «Справедливость без силы — бесполезна, сила без справедливости — отвратительна!»
