– Почему? – потребовал разъяснений Тобиас. Тамука промолчал.
– Почему, черт побери, ну почему?!
– Сражайся здесь, – наконец вымолвил Тамука.
– Только если ты все расскажешь! – взревел Кромвель. – Потому что в этот момент реку пересекает Вушка Хуш.
Тобиас испуганно отшатнулся от Тамуки. Рука мерка легла на рукоять его меча.
– Так все это время вы мне лгали, – прошипел капитан. – Вы обещали, что я буду правителем Руси. Ты обманул меня, ублюдок!
– Ты все еще можешь получить для себя Русь, – рявкнул Тамука. – Но без нас ты ничто! А теперь сражайся!
Тобиас потянулся было к пистолету у себя за поясом, но тяжелый взгляд возвышавшегося над ним носителя щита вовремя заставил его остановиться.
Глаза мерка прожигали его насквозь, пробуждая все затаенные страхи Тобиаса.
Весь дрожа, капитан отвернулся от Тамуки.
– Малый назад!
– Что это за чертовщина? – раздался чей-то голос. Все смотрели на юг, где в ночном небе расцвела яркая вспышка.
– Должно быть, идет бой на реке, – ответил Ганс. – Давайте пошевеливайтесь.
Колонна суздальцев продолжала продвигаться по главной улице, и вдруг перед ними предстала Главная площадь. Ганс оглянулся. За его спиной в город вливался бесконечный поток людей; там, где на стене засели карфагеняне, все еще звучали выстрелы, а проход в земляном валу с каждой секундой становился все шире.
– Этот ублюдок наверняка прячется в капитолии, – вскричал Ганс. – Стройся в шеренгу поротно, цепью вперед!
Бесчисленные часы утомительной подготовки не пропали даром: солдаты быстро занимали свои позиции. Ганс с гордостью наблюдал за тем, как полк его ветеранов в считанные мгновения выстроился напротив собора.
В центре войска взметнулись знамена. Засвистела картечь, вонзаясь в ряды суздальского ополчения.
Ганс вскинул вверх свой карабин:
– За Русь!
И они бросились вперед.
Яростно крича, в авангарде своей армии несся генерал Шудер. Громыхнули несколько пушек. Сотни суздальцев повалились на мостовую, но атака не захлебнулась. Они бежали на врага, выставив перед собой штыки. Карфагенские канониры в отчаянной спешке перезаряжали орудия. Вот дрогнул один из них, кинувшись к ступеням капитолия, и тут же впали в панику все остальные. Побросав свои пушки, карфагеняне начали разбегаться во все стороны и, подняв руки, молили русских о пощаде.
Волна атакующих прокатилась через позиции артиллеристов, и Ганс первым добежал до капитолия.
Над его головой просвистела стрела, и знаменосец упал. Прямо перед собой суздальцы увидели линию меркских лучников. При виде заклятых врагов разрозненные воинственные крики слились в первобытный яростный рев.
Они устремились на неприятеля, не обращая внимания на потери. В нескольких футах от Ганса мерк отбросил в сторону свой лук и выхватил из ножен длинный ятаган.
Ганс расхохотался и выстрелил ему прямо в лицо из своего карабина.
Пригнувшись, он щелкнул затвором и вогнал в дуло новый заряд. Тут на него набросился еще один мерк, размахивающей над головой мечом. Ганс отскочил назад и навел ружье на врага. Вдруг откуда-то сбоку выскочил суздалец и вонзил свой штык в спину мерку. Выдернув клинок, русский схватил свой мушкет за дуло и опустил его, как дубину, на голову чудища. Приклад разлетелся в щепы.
Ганс взглянул в расширившиеся от ужаса глаза солдата:
– Вперед!
И они ворвались в здание. В холле происходила ужасная бойня, русские сошлись с мерками врукопашную. Десятки огромных тварей удерживали коридор. Трещали мушкеты, раздавались яростные вопли, человеческие и нечеловеческие. Потери были колоссальными, но суздальцы упорно продвигались вперед по телам своих друзей и врагов, бесстрашно бросаясь на мерков и охотно жертвуя жизнью, если предоставлялась возможность прихватить с собой ненавистную тварь. Бой переместился из холла в коридор, весь пол был скользким от крови.
Когда они добрались до президентских апартаментов, Ганс пинком распахнул двойные двери. Солдат рядом с ним свалился, пронзенный стрелой. Секунду спустя меркский лучник получил в грудь пулю из карабина Ганса. Суздальцы ворвались в приемную. Ганс на бегу перезарядил свое оружие и толкнул дверь, ведущую в кабинет Калинки.
В косяк над его головой вонзилась пуля. Комната наполнилась дымом.
Сокровенные мечты Ганса обернулись явью – перед ним стоял Михаил. В правой руке боярина дымился разряженный пистолет, в левой он держал готовое к выстрелу оружие.
Завидев Ганса, Михаил попятился.
– Брось пушку, – негромко произнес старый сержант.
– Я возьму тебя с собой на тот свет!
– Твоя рука дрожит, – хмыкнул Ганс. – Ты промажешь. Давай брось свой пистолет. Я обещаю тебе честный суд.
Ужас в глазах Михаила постепенно уступил место недоверию, перешедшему затем в скрытое торжество.
– Смертная казнь запрещена законом, Михаил, – уговаривал его Ганс. – В худшем случае ты попадешь в тюрьму. Может быть, мы обменяем тебя на каких-нибудь пленных.
Рассмеявшись, Михаил опустил оружие и бросил его на пол.
– Уведи меня отсюда, янки, и помни, что я знаю свои права сенатора. Твой закон защищает меня!
Лицо Ганса озарилось улыбкой.
– Уже нет.
Карабин дернулся в его руке. Михаила отшвырнуло к дальней стене кабинета.
На груди предателя проступило красное пятно.
– Ты обещал… – изумленно выдохнул он.
– Я обещал тебе честный суд, ублюдок. Ты его и получил, – процедил Ганс.
– Лживое холопское отродье! – завизжал Михаил.
Билл Уэбстер, который участвовал в штурме несмотря на то, что ему был дан категорический приказ сидеть в тылу и не высовываться, подошел к Гансу и выстрелил из мушкета в живот Михаилу.
– Sic semper tyrannis, – с ненавистью бросил он и вышел вместе с Гансом из президентского кабинета.
Так всегда будет с тиранами (лат.).
За их спинами послышались новые выстрелы. Михаил продолжал кричать.
В бывшие апартаменты Калина ворвалась новая группа суздальцев. Рыча от ярости, каждый из них выпускал пулю в предателя. Выйдя обратно в залитый кровью коридор, они на ходу перезаряжали оружие и снова бросались в гущу боя.
Ганс направился к выходу из капитолия. Тысячи его солдат пересекали Главную площадь, растекаясь по всему городу неудержимой бурлящей рекой. Спустившись по ступеням вниз, он прислонился к колонне и перевел взгляд на Уэбстера, который вышел из капитолия вслед за ним. Вытащив из кармана мундира обрубок о'дональдовской сигары, Ганс откусил от него половину и протянул остаток Биллу.
– Давно надо было прихлопнуть эту сволочь, – задумчиво произнес генерал. – Может быть, тогда всего этого и не случилось бы?
