Усадьба оказалась даже больше, чем Хаузеру показалось с первого взгляда. Ее огромная территория протянулась по холмам, захватив часть лесного массива. Выкупленное у правительства Робеспьера вскоре после начала выгодной торговли оннезиумом, поместье считалось иностранным посольством, частицей Лаут Безара.
На окраине находился небольшой шаттл-порт с пакгаузами, службами управления полетами и ремонтными отсеками. Все это было автоматизировано, согласно традициям Робеспьера. В центре располагалась Резиденция, а также офисы служащих, помещения для прислуги и рабочих.
Жилой сектор, ранее предназначавшийся для обслуживающего персонала, переоборудовали в полковой штаб. На пустыре раскинулся палаточный городок - лагерь беженцев-индомейцев, которые, в отличие от уро, не имели средств к существованию. На Робеспьере не предоставили иммигрантам работы, кроме того, как лица, не являющиеся гражданами Содружества, беженцы не могли претендовать на получение ежемесячного денежного пособия. Пока правительства двух государств обсуждали этот сложный вопрос, консул-генерал пригласил беженцев на территорию своей загородной резиденции и распорядился выделить необходимые суммы на продукты и предметы первой необходимости из средств дипломатической миссии.
Незавидное положение индомейцев не оставляло сомнений в том, что нехватки рекрутов, желающих записаться в полк, не будет. Военная служба, по крайней мере, гарантировала жалованье.
Транспорт приземлился перед Резиденцией, и капрал указал жестом на дверь, которую охраняли два подтянутых часовых в парадной форме.
- Помещение, где проводят отбор офицеров, здесь, туан, - объяснил он. - Первая дверь налево, как только минуете регистрационный стол.
- Терима казих, - ответил Хаузер. - Спасибо.
Солдаты-индомейцы удивленно переглянулись. Их приятно поразила благодарность, произнесенная на родном языке. Учтивость, на которой всегда так настаивал отец Хаузера, крайне редко применялась уро сегодня. Карл фон Земенштейн-Бурат был прогрессивным политиком и стремился прежде всего к возвышению уро. Вольфганга Лари Хаузера никогда особо не волновало правовое положение индомейцев, но он всегда старался следовать наставлениям отца, утверждавшего, что любой человек, к какому бы классу он ни принадлежал, заслуживает достойного обращения.
За регистрационным столом никого не было, поэтому Хаузер последовал совету НСО [НСО - младший командир в Легионе, примерно соответствует старшине. ] и прошел по коридору до указанного кабинета. В открытую дверь он увидел наскоро обставленное помещение, в котором ранее, судя по всему, проживали служащие Резиденции. Уро в форме лейтенанта с регенерационной шиной на ноге, сидел перед столом, за которым расположились три офицера, все из Воздушной Гвардии, ведущие отбор.
Хаузеру понадобилось всего несколько секунд, чтобы узнать двоих из них.
Младший, в форме обер-лейтенанта, был его приятелем по Академии, не то чтобы другом, по, по крайней мере, давним знакомым. Звали его Вальтер Нойбек фон Лембах-Терранг. Ну а рядом стоял, естественно, его братец - майор Эрих Нойбек. Последний раз его хмурое лицо Хаузер видел на экране комлинка во время кошмарного боя на Тероне.
Он поймал себя на мысли, что даже ни разу толком не задумывался, что случилось с майором...
В этот момент Эрих Нойбек оглянулся и встретился взглядом с Хаузером. Его лицо скривилось от гнева.
- Хаузер! - рявкнул он, опуская все титулы, что сделало из знаменитого имени нечто подобное злобному ругательству. - А вы-то что здесь забыли?
Лейтенант отступил на шаг, несколько смущенный ненавистью и презрением, явственно прозвучавшими в голосе Нойбека.
- Я... это недоразумение. Не хотел помешать вам, господа. - Он старался говорить спокойно и вежливо, игнорируя очевидную ярость пожилого офицера. В аристократических кругах Лаут Безара поощрялось умение сохранять выдержку в любых стрессовых ситуациях.
Майор Нойбек напрягся, словно кошка, готовая к прыжку.
- Не уходите, лейтенант Хаузер, не так быстро, - жестко проговорил он. - Я задал вам вопрос. По какой причине вы здесь?
- Может быть, ему хочется заполучить должность в нашем полку? - вмешался младший брат. В отличие от майора, он был скорее удивлен, чем взбешен, однако в его тоне слышалась издевка. - Вот бы мы посмеялись, Эрих, не так ли?
Голубые глаза майора пронзали ледяным холодом.
- Мне вовсе не смешно, братишка, - сказал он. - В этом подразделении нет места для человека, который не выполнил приказ и самовольно оставил свою позицию.
Хаузер почувствовал, как слова майора болью отозвались в его душе, но поборол подступающий гнев. Оба Нойбека просто насмехались над ним, не заботясь о какой-либо учтивости. Такая манера обращения, судя по всему, должна была дать понять Хаузеру, что в их глазах он не является достойным джентльменом и что с ним не стоит церемониться.
Вольфганг всегда плохо умел сдерживаться. Он быстро раздражался, а достоинство его задеть было весьма легко, но на этот раз он все же взял себя в руки. Ему не хотелось поддаться на провокацию братьев Нойбеков и совершить поступок, о котором потом придется пожалеть.
- Мы отступили, потому что не могли далее удерживать занимаемую позицию, - невозмутимо ответил он. - Именно вы не прислали мне обещанного подкрепления. Мои действия не были неповиновением или дезертирством. Мы оказались просто не в силах защищаться, а ваших людей так и не дождались.
- Те, кого я послал к вам, наткнулись на убренфаров в проходе, который должно было контролировать ваше подразделение, Хаузер, - выпалил Нойбек. - Благодаря вам погибла большая часть моих солдат, в живых осталась жалкая кучка.
- Вы сами виноваты, - отрезал Хаузер.
Все, о чем говорил майор, мало соответствовало действительности, но тем не менее причиняло боль.
- Я одним из последних покинул пакгауз. Но как же сумели спастись вы, если так много ваших солдат погибло?
Нойбек взревел так, будто его ударили чем-то тяжелым.
- Вы... вы еще смеете предположить... - он шагнул навстречу Хаузеру. - Я не потерплю оскорблений от такого труса, как вы, лейтенант!
Копившийся в Хаузере гнев разом выплеснулся наружу. Он старался, изо всех сил старался сдержаться, но больше терпеть не мог. Нойбек публично назвал его трусом, здесь, на виду у других уро. Его честь публично оскорбили, и существовал только один способ достойно выйти из положения.
- Трус, говорите? - заскрежетал зубами Хаузер. - Трус? Возьмите свои слова обратно, Нойбек или, клянусь Богом, я...
- И что вы сделаете? - язвительно усмехнулся майор. - Разве такой безмозглый кретин, как вы, может чем-нибудь навредить мне, фон Лембах-Террангу? Никогда!
