точно, Владыка.
К пуири тем временем снова подошёл Азелик и принялся его успокаивать. И, как ни странно, тот позволял этому шинрано находиться рядом с собой и даже хлопать по плечу. Но стоило Йегеросу к нему подойти, как он снова зашипел.
— Не бойся, я не причиню тебе вреда, — мягко сказал Йегерос.
— Бесполезно, владыка, — выдохнул Азелик, простите, нам следовало сказать сразу. Он не понимает нашей речи. Потому мы и не привели его сразу. Нашли мы его в пустыне, и неизвестно, сколько он там скитался. И чудо! Что его не нашли пустынные кочевники. Он был злой, до смерти перепуганный и голодный. Хотели мы его палкой для пуири успокоить, чтобы он нас не покалечил, а он в нас — струю воды. Мы аж обмерли, какое чудо на нас упало, какая благодать снизошла! Объяснились с ним жестами, дали поесть да привезли сюда. Тут он отъелся, отоспался, да вроде немного успокоился. Ну и мы его сюда и привели, стало быть.
— Ну да, — хмыкнул Йегерос, выслушав отчёт, возвращаясь на каменный трон и милостиво позволяя наложницам снова заняться своими пятками, — и сколько вы успели напользовать себе этого благого пришельца?
— Да совсем чуть-чуть, — сказал Азелик, — так, убедиться, что это действительно не случайность была, и что он может творить такое.
— Ну да, конечно, — снова хмыкнул Йегерос, после чего указал на Гунрама, — проверить! А ты, Аламейко, принеси нашему гостю особое кресло, чтобы он не дёргался, и заодно скипетр Тахемы притащи. Будем решать проблему языкового барьера. Ну и белые звёзды тоже захвати, нечего его мучить лишний раз. Неизвестно ещё, что он обо всём этом думает, нечего лишний раз отношения обострять.
Через десять минут пришельцу принесли то самое кресло. Оно могло в любой момент сковать своего седока по рукам и ногам, так, чтобы тот не мог пошевелиться. Чешуйчатого гостя усадили в кресло, но сковывать раньше времени не стали, чтобы заранее не пугать. Для жезла Тахемы это было не очень хорошо. Упомянутый жезл уже был в руках советника. Азелик и Борхе же бросали на стеклянный посох с огромным опалом на конце испуганные взгляды. И вполне обоснованно. Ещё двадцать минут спустя в зал вернулся Гунрамю.
— Ну и? — спросил Йегерос.
— Семейство Азелика — три котла на восемьдесят вёдер — отрапортовал Гунрам.
— Недурно, — хмыкнул Йегерос, — но для семьи с двумя детьми — не так уж и жадно. А Борхе?
— Пять кадушек на сто двадцать вёдер, владыка, — выдохнул Гунрам и сумел сдержаться, чтобы не бросить на жёлтого стража гневный взгляд.
— Ничего себе, — присвистнул Йегерос, после чего снисходительно посмотрел на задрожавшего Борхе, — впрочем, ты, дружок, никогда не мог вовремя остановиться. Тебе уже даже один раз пасть за это порвали, но, видно, тебя даже смерть уже не исправит. Что ж, вот и донор для жезла Тахемы. Начинайте.
Аламейко щёлкнул пальцами, и из кресла вырвались стальные путы, тотчас скрутившие чешуйчатого гостя. Он в страхе начал вырываться, но Аламейко подскочил к нему и сунул под нос белый порошок. Ящер тотчас обмяк, хотя взгляд его оставался ясен, и он с испугом смотрел на происходящее.
— Не бойся, — Аламейко приложил руки к сердцу, после чего ласково погладил пленника по голове, — мы не сделаем тебе больно. Тебе не сделаем, — веско добавил он, оборачиваясь. Двое телохранителей уже подтащили к креслу Борхе. Тот скулил и вырывался, хотя, судя по взгляду, уже и понимал, что пощады не будет.
— Жадность, друг мой, никогда не была и не будет добродетелью. Пора бы тебе это уже понять, — ласково сказал он желтокожему янрано, прислоняя посох к его голове. Тот жалобно закричал, пытаясь вырваться, но его держали крепко. Целых две минуты жезл Тахемы заряжался от мозга янрано, пока опал не стал насыщенно-жёлтым. Обмякшее тело Борхе сразу унесли, а Аламейко, не теряя времени даром, положил жезл на голову гостя. При этом он внимательно следил за его зрачками. И, судя по тому, что они даже не расширились, больно ему не было, может, слегка неприятно. Всё-таки отличная штука, эти белые звёзды, хоть и запрещённая, но изредка, да в нужных целях, чтобы безболезненно провести подобное — вещь очень действенная.
Покорно впитав в себя весь заряд жезла, ящер потерял сознание. Что ж, может, его сегодня и напугали, зато уже завтра он сможет понимать здешнюю речь. А Борхе… с ним всё будет в порядке. Он из той породы, которые подлючие, но при этом живучие. Подобное наказание — далеко не худшее, что он умудрялся накликать на свою шкуру за непомерную жадность. Поваляется недельку в коматозе — да оклемается. А вот этот ящер, которого господин Йегерос уже велит разместить в лучших покоях да назначил ему стражника… на него у всех очень… очень большие планы…
— Вытащи из подземной лаборатории Джула, — командовал тем временем Йегерос, — пусть осмотрит этого ящера, изучит его. Зафиксирует его состояние, в котором он находится в здравии и нормальном самочувствии. Но — только профилактика, больше никакой самодеятельности! Узнаю, что он в его сторону даже просто скальпелем или иглой указал — лично рога обломаю.
— Как пожелаете, господин Йегерос, — с поклоном ответил советник Аламейко.
Глава 1.7
Глава 7. Новый язык.
Согласно приказу Йегероса чешуйчатого гостя отнесли в подвалы, в лазарет к Джулу. Вышеупомянутый лекарь представлявший собой массивного коричневого демона с почти что бычьей головой, одетый в просторной серый плащ. Однако даже в плаще ему было несколько тесновато — настолько его распирала физическая мощь. Настолько же большие трудности он испытывал с одеждой: несмотря на то, что возраст его перевалил за пятьдесят аквот (прим: Аквота — местный аналог года), он продолжал расти. В результате новые штаны ему требовались каждые полгода, даром что любая ткань сейчас была на вес золота. Что же до деревянных сандалий — каждая пара стабильно ломалась через три-четыре седмицы. В итоге лекарь, дабы на него не тратили драгоценную древесину, просто ходил босиком.
И
