Убегавший во тьму тоннель, забранный в чугунные тюбинги, был похож на тоннели метро в Новосибирске и Москве, где Вадиму доводилось неоднократно бывать. Отличие заключалось в том, что здесь отсутствовал контактный рельс и не было ни одного плафона освещения.
По крайней мере, в той части тоннеля, что была видна со станции, ни контактного рельса, ни светильников не было.
Да и шпалы были сплошь бетонные – ни одной деревяшки.
А ещё здесь по-другому пахло, не так, как в обычном метро.
В метро пахнет множеством людей, дезинфектом, креозотом, горелой тормозухой и ещё парой десятков сложных составляющих, которые и образуют уникальный и неповторимый «метрошный аромат».
Здесь пахло машинным маслом и соляркой: все прочие оттенки терялись в этом доминирующем амбре.
За рельсами, напротив пассажирского перрона, располагался грузовой пакгауз со стационарным краном грузоподъёмностью в десять тонн.
На станции готовили оборонительные позиции.
Пленные под руководством бойцов Профилактики укладывали на перрон и на грузовую платформу мешки с песком и волокли в тоннель разные штуковины технологического характера.
Солдаты обеих армий были одеты в одинаковый камуфляж «Бутан» ещё советского производства и различались только по оснащённости амуницией: у бойцов-победителей были автоматы в положении «за спину» и разгрузочные жилеты с экипировкой, а пленные работали налегке.
Судя по тому, что в уголке на перроне были аккуратно сложены несколько автоматов и экипировка, которую охранял часовой, некоторые солдаты Профилактики работали наравне с пленными.
Интересно, как они в бою различают, где свой, где чужой? Ну ведь абсолютно всё одинаковое! Надо будет потом спросить сержанта…
В тоннеле, метрах в десяти от платформы, трое техников прутьями стальной арматуры заваривали наспех сваленную баррикаду из бочек, балок, железнодорожных колёс и разного хлама, который удалось собрать в ближайших окрестностях.
Искрила сварка, душераздирающе скрежетало ржавое железо, слышался забористый мат и крики.
Что-то там у них не ладилось.
На перроне группа ненадолго задержалась.
Говоров вполне ожидаемо возбудился безалаберным армированием баррикады, пробурчал:
– Минутку подождите, я щас…
…и побежал в тоннель, сердито орать на техников.
Воспользовавшись паузой, Вадим решил переложить свой рюкзак и стал вытряхивать вещи прямо на перрон.
– Есть желание перекусить? – озаботился Панин.
– Переложить хочу, – сказал Вадим. – Банки на спину давят.
Готовились в спешке, каждый сам укомплектовывал свой рюкзак, а в турпоходы Вадим хаживал в незапамятные времена – в классе этак шестом-седьмом, так что навыки подготовки к долгому пешему путешествию были утрачены.
И вроде бы мелочь, но от грамотной укладки зависит многое, иначе на первом же километре можно набить синяков или в кровь растереть спину.
В рюкзаке был сухпай, вода, медикаменты и перевязка, комплект ХЗ наподобие «Л‑1», моток репшнура с метками через метр, ряд полезных мелочей бытового характера, а также боеприпасы и спальник (спальный мешок). Да, «ХЗ» – это вовсе не вульгарный аналог «я не в курсе», как некоторые могут подумать, а просто химзащита.
Ещё Вадиму выдали монтажную каску с налобником, компас на ремешке, два фонаря, основной и запасной, складной нож в чехле и оставили противогаз, которым наградили ранее.
По экипировке можно было сделать вывод, что путешествие будет не совсем экскурсией, вполне возможно, придётся гулять в агрессивных средах или по участкам заражения и стукаться головой о низкие своды.
Компас был небольшой, похожий на часы, и Вадим сразу надел его на руку.
Когда собирались, Вадим обратил внимание, что ему и Панину дали для переноски патроны – правда, несколько меньше, чем бойцам, – но забыли выдать оружие.
Собирались в спешке, и было не до лишних разговоров. Сейчас вроде бы уже никто не торопился, так что Вадим задал вполне закономерный вопрос:
– А у вас что, дефицит стволов?
– Если дойдёт до боя, толку от вас с Лёхой будет немного, – Мусаев верно интерпретировал иронию гостя. – Мне удобнее, чтобы вас не было в схеме огня. Ну, чтобы не отвлекаться на вас, не переживать, что подстрелите ненароком кого-то из своих или раньше времени пальнёте, обнаружив себя.
– Кроме того, если рассматривать крайний вариант, у безоружного больше шансов остаться в живых, – добавил Панин. – В смысле, не убьют, а возьмут в плен. А там уже будет обмен или торг, по обстоятельствам.
– Точно, – подтвердил Мусаев. – В общем, если хотим сохранить вас обоих для науки – стволы вам давать не стоит.
Такой подход немало удивил Вадима.
Воспитанный на непростой и трагичной истории своей страны, он полагал, что война – это когда все от мала до велика, невзирая на пол, возраст и сексуальную ориентацию, яростно сражаются с врагом до последней капли крови всеми доступными средствами. И если нет оружия, то используют любые подручные предметы, а при отсутствии таковых грызут супостата зубами и рвут когтями.
Поэтому «пораженческое» высказывание учёного, спокойно воспринятое опытным воином Мусаевым, вызвало как минимум недоумение.
Замечание сержанта по «схеме огня» тоже показалось Вадиму странным.
Пять стволов по-любому лучше, чем три, разве нет?
И не важно, что Вадим ни разу в жизни не участвовал в реальной схватке: если дойдёт до боя, он наверняка справится! Пусть не на уровне регулярного бойца, но уж вести отвлекающий огонь или прикрывать товарищей сумеет.
Это ведь нетрудно. Он много раз видел в кино, как это делают разные персонажи, не будучи кадровыми вояками, и ничего, все вполне справлялись.
Однако в этой реальности Вадим пока что не имел даже права совещательного голоса. Здесь никто не интересовался его мнением, и пора уже было привыкнуть, что всё решают за него.
– Ясно, – кивнул Вадим и стал укладывать рюкзак. – Это как гостевая виза.
– Что значит «гостевая виза»? – заинтересовался учёный.
– Статус такой, – объяснил Вадим. – Ты вроде бы здесь, можешь ходить, смотреть, задавать вопросы… Но на трудоустройство и получение выгоды не имеешь права. Ибо ты чужак.
– Не просто чужак, – назидательно поднял палец Мусаев. – А объект особой важности, который нужно беречь как зеницу ока.
Один из бойцов хотел было помочь с укладкой, но Вадим отказался:
– Спасибо, я сам.
Когда уже переложил всё по уму и завязал горловину, боец спросил:
– А ты… ТАМ… раньше, был разведчиком или охотником?
