Когда уже переложил всё по уму и завязал горловину, боец спросил:
– А ты… ТАМ… раньше, был разведчиком или охотником?
Вадим поинтересовался, откуда такие выводы.
Боец объяснил: сразу всё покидал как попало, а теперь уложил правильно. Вывод: значит, когда-то давно умел, но прошло немало времени, вот и забыл, как это делается.
Лет сорок назад, или пару часов назад – в совместной хронологии двух реальностей это теперь числа одного разряда, – Вадим непременно обыграл бы такую замечательную связку из «когда-то давно умел» и «разведчика-охотника».
Ага, в первом классе был разведчиком, а во втором охотником…
Однако сейчас он привычно подавил позыв к иронии и просто ответил:
– В школе ходили в турпоходы. У нас это частенько практиковалось, так что да, навык есть. Просто это в самом деле было давно, всё уже забыл.
– Турпоходы?
Боец переглянулся с товарищем, и они оба вопросительно уставились на сержанта.
Мусаев изогнул бровь и делегировал немой вопрос Панину.
Учёный в растерянности пожал плечами.
– О как… – Вадим озадаченно почесал затылок. – В общем, детишки собираются в кучу, берут с собой сгущёнку, тушёнку, всякие вкусняшки и под управлением классного руководителя и физрука или военрука – кто трезвее будет, дня на три-четыре выходят на природу. Ножками, по горным и таёжным тропам.
– На ПРИРОДУ?!
– О, боже…
Как видите, активный обмен информацией проходил отнюдь не гладко.
В этой реальности большинство привычных для Вадима понятий были либо безвозвратно утрачены, либо отнесены к категории замшелых архаизмов, не имеющих чёткой смысловой нагрузки.
– Так… Ладно, дети-то у вас есть?
– Конечно.
– Чем они занимаются?
– Ну, как обычно, учатся, тренируются, работают…
– «Работают»?!
– Да, обязательная трудовая повинность. На лёгких работах, понемногу.
– Ну ладно, пусть работают… Хотя… Хм… А такое понятие, как «выходные», у вас есть?
– Конечно.
– Ну вот, уже лучше. Бог с ней, с Природой… Но хоть какие-нибудь рекреационные зоны у вас есть?
– Рекре… где?!
– Так, ясно. Хорошо, давайте подумаем, куда можно направить ваших киндеров на реабилитацию – чтобы было наглядно…
Бойцов звали Витя и Олег, но Вадим пока что не научился их различать.
Оба молодые, пожалуй, младше Вадима, среднего роста, крепкие, стриженные под машинку, а цвет волос и глаз в специфическом освещении местных интерьеров вот так, с ходу, определить непросто, это надо сидеть рядом и откровенно пялиться на человека. Одеты и экипированы одинаково, как и все прочие местные военные: камуфляж, кепи, ботинки с высокими берцами, снаряжение, оружие. В общем, не сказать, что совсем уж близнецы, но похожи так, что с непривычки не разберёшь, кто Витя, а где Олег.
– Нет, как-то всё это непонятно. Если учитель в выходной соберёт ребятишек и поведёт… ну куда там… ну, хотя бы в Нейтраль – прогуляться…
– На этом все турпоходы и кончатся, – поддержал второй боец. – Этого учителя за такие выкрутасы бегом отправят в рудники. И тех, кто через шлюз их пропустил, – тоже. У вас ТАМ что, в самом деле детей водят куда попало? Или у вас их так много… что и не жалко?!
– Ну, я не знаю, как это вам объяснить… В общем, либо поверьте на слово, либо считайте, что это сказки такие, смешные…
– Нет, в самом деле, как так можно?
– Отстаньте от парня, – приструнил любопытных бойцов Мусаев. – Человек с дороги, не освоился ещё – не грузите. Маршрут будет долгий, успеете ещё пообщаться.
– Да вас расстрелять мало за такую халтуру! – раздался из тоннеля дежурный вопль Говорова. – Вы почему такие криворукие?!
– Кстати, насчёт долгого маршрута, – Панин озабоченно посмотрел на часы. – Похоже, Саша основательно увяз в проблеме. Сейчас поубивает техников и сам будет варить. Может, под шумок удерём потихоньку?
– Да ну, не по-людски так, – покачал головой Мусаев. – Сейчас решим…
Сержант жестами привлёк внимание Говорова.
Лейтенант подбежал, зло кривя лицо и матерясь сквозь зубы.
Сержант без лишних слов постучал ногтем по циферблату древних «Командирских» часов.
Далее последовала красноречивая пантомима.
Говоров кивнул, дёрнулся было к левой оконечности перрона, затем оглянулся, задержав взгляд на беспутной баррикаде, и замер на месте с выражением тупого отчаяния на лице.
– Саша, занимайся делами, – подсказал Мусаев. – Мы сами выйдем.
– Без меня вас не выпустят из шлюза, – неуверенно заметил Говоров.
– Выпустят, – уверенно заявил Панин. – Скажем, что ты разрешил.
– Ну, если только так…
Прощались, словно убывали в долгое путешествие, длиной в годы. Говоров крепко обнял каждого, включая Вадима, и подозрительно надтреснутым голосом напутствовал:
– Чтоб вас краулеры сожрали.
– Взаимно! – дружно ответили все, кроме Вадима.
Вадим с некоторым опозданием понял, что это местный аналог «ни пуха ни пера…».
Согласитесь, неожиданная формулировка. Не сразу и сообразишь, что ответить.
Спустились с перрона, обогнули отбойник и пошли по тоннелю влево от станции. Враги приедут справа, поэтому в восточном тоннеле и варят баррикаду, а левое ответвление ведёт к шлюзу, за которым начинается перегон до Старых Рудников.
Когда заходили в тоннель, Вадим обернулся.
Говоров стоял на перроне и смотрел вслед уходящей группе.
В экономном свете крайнего плафона выражение лица разобрать было сложно, но эмоциональный Говоров запросто мог служить в каком-нибудь театральном училище методическим пособием по курсу житейской пантомимы.
Вытянутая шея, незавершённое движение руки, застывшей в прощальном жесте, наклон корпуса на запад, по вектору движения группы…
В общем, все совокупно взятые детали жестикуляции лейтенанта, вся его сиюминутная поза отчаянно свидетельствовали о глубокой печали и предвкушении множества грядущих гадостей.
В западный тоннель сейчас уходили два важных и нужных человека: наставник, старый мудрый воин, а также друг детства, прекрасный технический специалист и опытный учёный.
Люди, которые здорово пригодились бы и в авральной работе, и в предстоящем тяжёлом бою.
В общем, они уходили, эти вредные люди, а лейтенант оставался. И на плечах его был весь захваченный сектор: баррикада, коллекторы, оборона, аварийные работы, люди – и так далее и тому подобное, и вообще все глобальные проблемы, связанные с этой сиюминутной диктатурой.
Странно, но расслабленному Вадиму, который знал этого парня не больше часа, вдруг стало его искренне по-человечески жаль.
